Пари Прометея - [9]

— Одного я не пойму, ты чего Петруха, совсем сдурел на старость лет? Ты зачем этого Серёжку бил?

Егорыч встрепенулся. Та-ак… опять началось!

— Это кто ж тебе такое сказал?

— Кто, кто… Самуил конечно! Говорит баба Лиза лично видела, да и сама она трезвонит по всей улице.

Егорычу вдруг стало безразлично, чего о нём кто-то думает. Голова от выпитого стала тяжелая, глаза сами собой закрывались. Он невнятно пробормотал:

— Знаешь, Сергей, я его не бил. Я его излечил. А когда это случилось, он почему-то упал. А баба Лиза подумала что я его бью и начала орать на весь двор. Я даже никому слова сказать не успел. Так и ушёл…

Сергей Никонов замер и не шевелился, явно пытаясь осмыслить сказанное.

— Угу. — Красноречиво сказал он. — Понятно. А как ты его вылечил? Таблетку дал?

Егорыч почесал затылок, раздумывая, рассказывать Сергею или нет, потом решился. Он вкратце рассказал про визит свинорылого и про чуждый холод, исчезнувший после применения и более не появлявшийся. Никонов откинулся на спинку стула и облегчённо рассмеялся.

— Ну, Петруха, здоров ты брехать! А я хоть столько лет тебя знаю и то с начала всё-таки купился! Слушай, я знаю что это было! Называется белая горячка!

— Сам ты! "Белий, сапсем гарячий!" — сказал Егорыч, подражая герою "Кавказской пленницы". — Вот погоди, я щас…

Егорыч протянул трясущуюся руку над столом и схватил Сергея за плечо. Кажется неделя уже прошла… Ну да, сегодня же воскресенье. Да, действительно, снова стало появляться чувство прохлады, плавно переходящей в жгучий холод, рвущийся наружу через руку Егорыча. Но, словно некая плотина закрывала выход, и от этого рука Егорыча тряслась, будто осиновый лист. Пьяные мысли разбегались, чужой холод мешал, Егорыч попытался сосредоточиться, но у него это плохо получилось. Он смог лишь он придал направление своему желанию и каркнуть "Желаю…". Додумать Егорыч не успел. Холод вырвался из него и перешёл к Сергею. На этот раз не было ни сияния, ни марева. Просто Егорыч послужил передатчиком непонятной энергии и всё. Скрюченные пальцы старика, держащие плечо старого друга, разжались, Сергей Никонов неожиданно упал с табуретки на спину, словно кто-то его сильно толкнул в грудь, и остался лежать на деревянном полу. Прошло секунд двадцать. Егорыч чувствовал, как его тело снова теплеет, пальцы правой руки, словно после длительного пребывания на морозе, кололи иголки. Сергей всё это время молча лежал на полу, не делая даже попыток пошевелиться. Наконец Егорыч сумел произнести:

— Сергей, ты как?

— Замечательно! — Никонов перевел взгляд с зеленого абажура на Егорыча. — Я трезвый!

Егорыч помог ему подняться, хотя сам еле держался на ногах. Сергей ощупал себя, зачем-то посмотрелся в зеркало, и сказал:

— Я и вправду трезвый, будто и не пил совсем! И ты знаешь, у меня такое чувство, будто у меня ничего не болит. Даже моё ранение ныть перестало.

Сергей опять принялся себя ощупывать, при этом недоуменно покачивая головой.

— Как ты это сделал? А вообще это что было?

— Дык, я ж тебе рассказал. Про кучерявого, про силу, — Егорыч вдруг почувствовал себя смертельно уставшим. — Знаешь, Сергей, я, пожалуй, домой пойду. Что-то тяжко мне…

Егорыч с трудом встал и шатаясь побрёл к дверям. Сергей с застывшим на лице недоумением довел его до квартиры и пошёл обратно к себе. Перед тем, как зайти домой, Егорыч обернулся: Сергей выходя из подъезда всё продолжал трогать то голову, то высохшую со времен фронтового ранения руку…

*****

Через два дня Сергей опять затрезвонил в дверь Егорыча.

— Смотри! — ликующий Сергей прямо с порога протянул Егорычу авоську, в которой виднелся газетный сверток и пакет молока. Егорыч принюхался, склонившись к пакету.

— Вроде пирожками с картошкой пахнет! — неуверенно сказал он. — Наташа что ли напекла?

— Да ты посмотри, посмотри! Посмотри, чем я держу этот пакет!

— Ух, ё-ё… — на большее у Егорыча не хватило слов. У Сергея Никонова правая рука вообще не двигалась ещё со времён войны. Осколками снаряда ему перебило все мышцы и связки, поэтому рука у него ниже локтя высохла и стала как кость: тонкая и негнущаяся. Сколько Егорыч помнил Сергея, а они познакомились уже после возвращения с фронта, тот всегда орудовал левой рукой. Правой же он мог лишь прижать к телу не очень тяжелый предмет. И всё время жаловался, что рука ноет. Сейчас же он стоял и ДЕРЖАЛ правой рукой сетку. Автоматически Егорыч взял сверток и посторонился, давая Сергею войти. Возбуждённый Никонов хватал правой рукой всё, что ему попадалось на глаза. Он сначала переставил с места на место грязные чашки на столе, потом убрал их в раковину, правда при этом уронив одну.

— Ничего, это к счастью. — Кряхтя сказал Егорыч, наклоняясь за осколками. Сергей опередил его, быстро наклонившись, поднял остатки чашки. Опять же, правой рукой.

— Ну чудеса. Когда ты это заметил то?

— Да вот, сегодня утром. Слушай, Петь, а тебе не кажется, что рука потолще стала?

Сергей засучил рукав. Егорыч прищурился — вроде и вправду на руке стали появляться кой какие мышцы.

— Серёга, с тебя бутылка. Это дело надо отметить!

— Петрух, да я тебе не то что бутылку, я тебе ящик принесу! — расчувствовавшийся Сергей и впрямь собрался идти в магазин.