Парфянское царство - [45]

. Но римляне и сами, надо полагать, ощущали угрозу, исходящую от аланов, и отслеживали их передвижения. Не случайно римское войско находилось у одного из перевалов Кавказа^{548}, и тогда же по указанию Веспасиана было оказано содействие царю Иберии Митридату в укреплении его столицы Мцхеты.

Все эти меры в равной степени могли быть направлены как против аланов, так и против парфян. О том, что с парфянами далеко не все складывалось гладко, говорит факт получения в 76 году Марком Ульпием Траяном, отцом будущего императора, знаков отличия за какую-то неведомую нам победу над парфянами^{549}.

Глава IX Парфия в свете торговых отношений и данных античной литературной традиции

За сто лет, события которых описаны в последних четырех главах, произошли важные перемены в экономике и торговле, которые не могли не оказать влияния на жизнь Парфии. Богатство Рима росло, соответственно увеличивалась и его склонность к роскоши, спрос на которую удовлетворялся редкими, а потому особенно желанными товарами с Дальнего Востока. Но все дороги Великого шелкового пути, по которому они доставлялись, либо проходили непосредственно через территорию Парфии, либо контролировались парфянами. Соответственно, таможенные пошлины, которыми облагались торговые караваны, обогащали парфянскую казну, что дало возможность Тациту сравнить ее с казной Рима^{550}.

Разумеется, что имелся соблазн пойти в обход Парфии, дабы эти пошлины не платить. Однако суммы, взыскиваемые парфянским правительством, хотя и были высоки, не могли сравниться с поборами мелких царьков, которые возникали со своими отрядами чуть ли не через каждые несколько километров. Так что караванщикам приходилось, скрепя сердце, платить сильной централизованной власти, которая взамен обеспечивала какую-никакую защиту от разного рода шаек.

Данными о парфянских таможнях мы не располагаем. Зато мы знаем, как позднее функционировали римские таможни в перешедшем под власть Рима междуречье Тигра и Евфрата^{551}, и можем предположить, что, по крайней мере вначале, между римлянами и парфянами в этом смысле было немного различий. В любом случае нет сомнений, что парфянское правление принесло процветание Месопотамии в целом и месопотамской торговле в частности. Об этом свидетельствует и значительное увеличение населения этих мест в парфянский период. Вероятно, именно парфяне прорыли к востоку от Тигра оросительный канал Нахрван длиной 400 километров, что значительно улучшило отдачу от местного сельского хозяйства.

При Вологезе I неподалеку от Вавилона был основан город Вологазия, или Вологезокерт^{552}. Вероятно, Вологез хотел перенести сюда столицу из Селевкии, где то и дело предпринимались попытки покуситься на его власть^{553}. Вологезокерт неоднократно упоминается в надписях из Пальмиры как пункт назначения пальмирских караванов. По мере того, как этот город обретал статус значительного торгового центра и параллельно росло значение более парфянского в этническом смысле Ктесифона на противоположной стороне реки, Селевкия начала приходить в упадок. Этому способствовали также римские вторжения, каждое из которых приводило к разрушениям.

По мере изменений, которые происходили на торговых путях, интерес Рима к Востоку рос все сильнее, и это четко зафиксировано в римской литературе. Важно то, что многие римские авторы не только были современниками, а то и участниками описываемых ими событий, но и занимали в иерархии Рима весьма высокое положение, что предопределяло их близость к первоклассным источникам информации. Не менее важно и то, что они отражали настроения современного им римского общества, — а эти настроения обнаруживают непрекращающийся рост интереса к происходящему на Востоке. Так как многие сочинения хорошо датируются по приведенным в них данным, то у нас есть возможность четко проследить, как этот интерес развивался.

Знания Суллы о Парфии были невелики. Он считал парфян варварами и по этой причине вообще ими не интересовался, не представлял их истинную силу и уж точно не задумывался, какое будущее их ждет^{554}. Цицерон недалеко ушел от Суллы: до того, как стать наместником в Киликии, он знал о парфянах немного и полагал их весьма мирным народом^{555}. Красс много говорил о Бактрии и Индии, еще не отправившись завоевывать Восток, но и его сведения о парфянах были чрезвычайно скудны. В этом, казалось, не было никакой надобности — столь велика была вера в то, что римские легионы несокрушимы. Но парфяне доказали обратное, показав преимущества конных лучников и катафрактов перед пешим войском. Впрочем, катастрофе при Каррах нашли множество причин, и, возможно, поэтому ее оказалось недостаточно для осознания всем римским обществом того, что ему противостоит сила, с которой необходимо считаться. Мало кто, вероятно, даже тогда понял, что произошло на самом деле.

Цицерон, став наместником Киликии — территории, которая находилась под угрозой парфянского нападения, возымел некоторое представление об опасности, исходящей от парфян, но, когда эта опасность сделалась явной и он стал просить Рим прислать помощь, там не особо обеспокоились и в итоге никакой помощи не оказали. Но если мы вспомним, что Помпей после Фарсальской битвы прикидывал возможность своего выступления против Цезаря с парфянским войском, то поймем, что, во всяком случае, те, кто имел отношение к армии, уже воспринимали военные возможности Парфии совершенно серьезно. Об этом говорят и мероприятия по подготовке к войне с Парфией, которые провел Цезарь, прекрасно понимавший, сколь сложную задачу ему предстоит решить. Однако обычному римскому обывателю слово «Парфия» по-прежнему ничего не говорило. Тем более болезненным было прозрение римского общества, которое вдруг обнаружило под боком у Римского государства воинственного и жадного до побед врага.