Парень из Сальских степей - [4]

Я рассказывал историю северянина, попавшего в страну магараджи, историю, происходившую с полтысячи лет назад. И, глядя на этого заслушавшегося человека, ясно видел: вот исчезает все, что начертали на его лице годы учебы, научной работы, годы военных скитаний, — нет доктора, нет заключенного, передо мной большой, размечтавшийся паренек.

Однажды ночью силы оставили меня. Я лежал осовелый, равнодушный. Связь с домом оборвалась. Из Варшавы поступали все более тревожные вести о массовых экзекуциях, арестах, высылках. Что с Васей? Жив ли Ярек?

Товарищи, на этот раз не дождавшиеся историй, ушли. Они собрались вокруг Ясневского, чтобы послушать, что такое душа и как она может познавать мир.

«Русский доктор» зашевелился, поднялся на локте:

— Вдохновения нет? — шепнул он. — Ладно. Нынче я тебе расскажу. Будет у тебя тема — для чего-нибудь когда-нибудь… Может, роман напишешь, кто знает… Моя жизнь ведь тоже, как роман.

Станица за Азовским морем

Придвинься ближе… Я хочу рассказать тебе, впрочем нет — и себе самому. Каждый когда-нибудь должен перелистать книгу своей жизни с самого начала, особенно в конце жизни, перед последней главой.

Слушай внимательно, потому что книга моя — не простая. Чтобы понять ее, тебе придется напрячь воображение.

Прежде всего вспомни карту: Черное море, Крым, за ним огромное «озеро» — Азовское море. За морем, восточнее Дона, в Сальских степях осталась моя деревушка, казачья станица…

Ты когда-нибудь ездил весной с отцом в степь, пахать?

Гонял в знойный полдень табун коней на водопой?

Лежал ли, заглядевшись на звезды, хотя бы одну ночь, возле погасшего костра, рядом с дедом, который сказывал сказки, сказывал да и задремал под конец?

Нет?

Ну так как же тебе, дружище, передать краски и запахи степи?

Сказать, что она ошеломляет, чарует — эта вольная и бескрайняя земля? Пустые слова, скажешь ты, земля везде есть земля, одинаковая.

Послушай…

Среди садов, возле глубокого яра, затерялась в степи белая станица, как листок, вырванный из истории. Ее грабили, поджигали, разоряли бесконечными набегами. Но она стоит — на костях печенегов, татар, киргизов, разбойничьих атаманов и казачьих есаулов.

В городах менялись времена, власть, нравы. А здесь все оставалось по-старому. Станица была, как вырванный листок, — ничья, сегодня такая же, как и века назад. Пока не проникла в глубину степей школа. Школу открыли в соседней станице.

Я должен был вставать на рассвете, поить, седлать коня и мчать восемь верст (а верста больше километра!) до этой нежданной школы, школы, дарованной темным степям.

Ты спросишь, откуда эта любовь к знанию у парня от сохи?

Не знаю, поймешь ли ты. Тебе в большом городе давали науку, как горькое лекарство, просили, чтобы принял… И ты брал, сам не зная, зачем и для кого. А я должен был красть ее, как яблоки в соседском саду. И то, что крал, тут же раздавал людям. Я сразу видел пользу от науки.

Сидишь, бывало, зимним вечером над книжкой. Приходят люди «на огонек». Переберут свои дела, о соседях немножко посудачат, ну и хочется им послушать что-нибудь новенькое. Но что? Дед уже тысячу раз рассказывал о турецкой войне, отец — о японской и германской. Все известно, все старо.

Вот и подсядут ко мне.

— Вовка, что читаешь?

— О Ермаке, как он Сибирь завоевал.

— Ну так и нам расскажи, — просит отец, а сам рад, что может сыном похвалиться. — Даром, что ль, я тебе коня дал в школу ездить?

Послушают они рассказ, а потом задумаются: из каких же это Ермаков тот Ермак будет, не нашей ли станицы? Много ли земли тогда завоевал? А теперь у нас сколько?

— Скажи-ка, Вовка, к примеру: что такое Россия?

— Россия, — говорю я, — это шестая часть земного шара.

— Что еще за шар?

Я, значит, объясняю, что по форме — вроде бы яйцо, а по движению — вроде волчка, все вокруг себя и вокруг солнца вертится.

— Ну-ну, — говорят, — не заливай. Мы бы все попадали с такого яйца. Как это может быть, чтоб яйцо всегда крутилось? Кто его крутит, можешь растолковать?

— Не могу, еще не вычитал.

— Ага, тогда так и говори: не могу. И старшим в голове яичницы не делай… Лучше скажи: какая длина России? Сколько дней, к примеру, надо идти, чтобы ее из конца в конец пройти?

— А это как считать. Если, например, от Балтийского моря до Великого океана, так, пожалуй, верст… тысяч восемь будет. А сколько вы, Влас Данилыч, можете в день пройти?

— Семьдесят верст пройду.

— Да где тебе! — откликнется голова. — Один-то раз сможешь, а так, день за днем, не одолеешь!

Слово за слово — порешают на том, что верст сорок в день пройдет.

Беру бумагу, считаю.

— В таком случае будете идти полгода и двадцать дней.

— Экий кусище земли! — удивляются люди и добавляют: — На нас хватит. Дай бог вспахать столько!

Зерно учения

Чем больше учишься, тем больше и пользы и интереса. Тому письмо напишешь, этому прошение, иному налог проверишь и высчитаешь… Всякий раз новые вопросы, дела, интересы.

Все чаще бегал я к дядьке. Ни один паренек в станице не мог похвалиться таким дядькой: богатый, в травах разбирался, попугая имел и ногу деревянную.

С этой ногой дядька вернулся еще с японской войны. Одинокий, он осел на пустоши за рекой и основал новое хозяйство: не пахал, так как не мог ходить за плугом, а завел ульи и посадил фруктовые деревья. Через десять лет его пасека и фруктовый сад стали известны всей округе.