Парень - [37]

Когда психолог принялся анализировать, кто и как на него смотрит, девушка перебила его и сказала, что она, собственно, пришла сюда, по совету подруги, не потому, что ей интересны проблемы психолога, а совсем наоборот: потому что у нее есть свои проблемы. Может быть, что-то в том роде, что психолог почувствовал в церкви, например, в тот момент, когда прозвучало: за нас принял смерть на кресте, — в общем, ему там показалось, будто все оборачиваются и смотрят в его физиономию, дескать, и ты ведь там был, верно ведь, ты тоже причастен к этой истории, так ведь, или твой отец, или отец отца, или его отец, и тут он почувствовал, что все верующие, вся эта армия занята тем, что отсчитывает его происхождение от христовых времен, что они видят, как он, одетый в дурацкий еврейский лапсердак, стоит с прочими перед Пилатом и кричит: распни, распни его! Короче говоря, меня преследуют, сказала девушка, я это чувствую, но преследуют не все христиане, а один человек. И я не знаю, что делать, и вообще не знаю, это в самом деле так или мерещится мне. Не думаю, что именно это вы чувствовали, когда в церкви читали «Верую».

Психолог очень был удивлен, что эта девушка пришла к нему не потому, что интересуется его жизнью, а как пациент, и немного даже растерялся: что ему с ней делать, взять с нее деньги и выслушать, что ее беспокоит, или попрощаться? А может, перевести ситуацию, отношения психоаналитика и пациента, в плоскость интима. До сих пор он в подобной ситуации предпочитал последний вариант, но сейчас был один казус: у одного из его коллег пациентка взяла и повесилась прямо в его кабинете, причем интимных отношений у пациентки с этим, в профессиональном отношении совершенно безупречным коллегой практически не было. Если он несколько раз и уложил ее, то, так сказать, по-дружески, ну или для профилактики, а придавать этой связи активный характер он вовсе не намеревался, потому что был женат, пациентку же считал неуравновешенной, которая легко может неправильно истолковать такого рода гуманитарную помощь, когда врач, занимающийся психоанализом, иногда пускает в дело и свои мужские ресурсы. Но пациентка ни за что не хотела отказываться от психотерапии, и тогда коллега решил — и сообщил ей об этом как раз на последнем перед инцидентом сеансе — прекратить лечение: он ссылался на этические проблемы, которые существуют в его профессии, на чувство ответственности, клятву Гиппократа и все такое, — и в конце концов сказал: все, точка. На следующий день, еще до прихода психолога, женщина была уже там и, обратившись к ассистентке и сославшись на близкие отношения между ней и доктором — на которые, кстати говоря, ассистентка смотрела довольно хмуро, поскольку сама давно претендовала на статус любовницы доктора, но эта чокнутая дура оказалась на ее пути, — короче говоря, ассистентка в конце концов впустила женщину в кабинет, и та, не говоря ни худого ни хорошего, повесилась на карнизе.

Психолог, приехав в клинику и поставив машину на служебной парковке, бросил взгляд на свое окно, которое находилось на четвертом этаже, и увидел, что в окне, рядом с отдернутой шторой, висит что-то вроде пальто, и это пальто, как оказалось позже, когда он с грохотом, рассерженно распахнул дверь кабинета, нет, что она о себе вообразила, преследовать его вздумала, да он ее сейчас к чертовой бабушке, — словом, распахнув дверь, он увидел, что это не пальто, а тело его бывшей пациентки. Ну, начались расследования, одно за другим: служебное, о котором распорядился главврач клиники, и, конечно, полицейское. Счастье еще, что доказать тут ничего нельзя, так что в тюрьму коллега, по всей вероятности, не загремит, но, с другой стороны, трудно представить, что найдется много больных, которые захотят прийти к нему, чтобы узнать, как им избавиться от своей тревоги, или от депрессии, или, если уж на то пошло, от своего второго я, которое в последнее время ну совершенно пошло вразнос. Все это пришло в голову нашему психологу, и он, вздохнув, отказался от девушки, которой добивался наш парень и которой хотели бы добиться едва ли не все парни в вузе, а заполучил в конце концов тот, недолго проживший, молчаливый студент из группы венгерской литературы и истории, — и, вздохнув, бесстрастным тоном, характерным для психологов, посоветовал ей: вы просто скажите ему «нет». И все? — спросила девушка. Разве вы не этого хотите? — спросил психолог. Этого, только я думала, дело тут сложнее. А, чепуха, сказал психолог, вот теория относительности — это да, это сложно, а ваш случай — пустяк.

У девушки вскоре случились именины, и наш парень приперся к ней, туда, где она снимала комнату: дескать, давай мы это отпразднуем, я шоколадный ликер принес. Терпеть не могу шоколадный ликер, сказала девушка, и вообще, к твоему сведению, я с другим буду праздновать. С другим? — спросил наш парень, — с кем? И девушка, чтобы не оставалось никаких недомолвок, назвала имя того студента, который позже умер от опухоли в мозгу и тем самым, невольно, как можно предположить, вынудил девушку прожить ту ужасную жизнь, которую она прожила. Наш парень, услышав это, задумался и сказал, что он, видно, неправильно понял поведение девушки: он ведь заметил, как она на него смотрит, и подумал, что это любовь, он так чувствовал, что любовь, но раз нет, так нет. Ну, в общем, ты понимаешь: нет. Понимаю, ответил наш парень, тихо открыл дверь, как раз на такую ширину, чтобы протиснуться вместе с бутылкой, и вышел. Тут девушка ужасно удивилась — и даже в какой-то степени утратила доверие к психологии, к тем запутанным теориям, которые все душевные дефекты связывают с какими-то травмами, пережитыми в детстве и позже не поддающимися излечению, и стараются сделать все, чтобы человек, у которого есть какие-то душевные проблемы, возненавидел свою семью: мать, которая слишком рано перестала кормить его грудью, отца, который, купая ребенка, высмеивал и унижал его в сексуальном плане, старшего брата или сестру, которые уже были, когда ты родился, младшего брата или сестру, которые вдруг вторглись в семью и отняли у тебя родительскую любовь. Вот почему наша девушка позже никогда уже не обращалась за помощью к так называемым специалистам — и была уверена, что поступает правильно.