Парень для клана - [4]

Полянку я завидел издалека и даже узнал с расстояния — ведь как хорошо её мне вожак расписал! Поражаюсь вновь его талантам и даже немного своим — ведь признал же!

Солнышко бьётся в не слишком густую листву деревьев, кидаясь острыми бликами, слепя ими глаза. Лес редкий, кустарника мало — земля усыпана полусгнившими прошлогодними листьями, уже бесцветными и бесформенными. Сквозь эти истончённые, некогда живые оболочки тянется к свету многочисленная армия травинок-зеленинок. Щебечут птички, стрекочут по разбросанным в округе полянкам кузнечики, рычит собака… Собака?! Резко оборачиваюсь на просеку, с которой свернул, выйдя на поляну. Навстречу моему направлению по дороге мчит широкими прыжками большая собака светло-кремового окраса. Несётся не на меня, а просто по дороге туда, откуда я пришёл. У меня всё холодеет внутри — так вот с кем вчера сцепилась Лайка? И если собака сейчас найдёт Иринкин дом, то она приведёт за собой остальных. Кого остальных? Я не знал кого, но знал, что они есть.

— Стой! — я хотел её перехватить, попытаться задержать, а, может быть, даже попытаться убить с помощью кинжала, но я отчётливо себе представлял, что это будет непросто. Ой как непросто. Я уже было выскочил на просеку, но тут из чащи на собаку вылетела другая. Чёрный окрас, более крупный, широкий в плечах, но узкий в бёдрах, корпус. Чёрная собака налетела на кремовую и сбила её с ног, вцепившись в гриву. Понимая, что я ничем не помогу чёрной собаке — а это, скорее всего либо Ластик, либо Коготь — я вернулся к своему занятию — поиске той самой ивы, которую мне предстояло пустить на колья. Надеюсь, для этих целей кинжала и топора мне хватит. Колья предполагалось сделать на самой поляне — срубить дерево топором, наколоть им заготовок, и заточить оные вот этим самым кинжалом. Такова технология, ничего не попишешь. Так что застрял я в лесу на пару часов, не меньше. Я же городской житель, и мне топор и кинжал не то чтобы в диковинку, но не основные мои орудия труда, скажем так. За себя я не особо волновался — где-то здесь бродит, нарезая круги, то ли Ластик, то ли Коготь в облике большой собаки. Светло-кремовая же бездыханной тушей лежит поперёк лесной дороги, с переломанным хребтом. Бог ей судья. Аминь. Вздыхаю и наношу первый удар топором по трясущемуся мелкой дрожью стволу тоненькой осины.

Обратно возвращаюсь только часов в пять, несу связанные в вязанку осиновые колья — ровно четыре дюжины. В семьдесят сантиметров длиной и пять-семь сантиметров толщиной колышки, остро заточенные с обоих концов. Чёрной собаки больше не видел, ну да и ладно — чувствую, здесь она была всё это время, рядом со мной, неотступно следила за каждым моим шагом, то ли охраняя, то ли надзирая.

— Держи, — опускаю вязанку на пол у ног вожака клана. Устал. Хочу пить. Нет чтобы взять с собой воды — весь день промучился без неё. Стою и матерюсь про себя. На самого себя же. На кого ещё можно свалить собственную рассеянность и глупость?

— Хороши, — одобряет он, наклонившись из кресла вперёд и выдернув из связки один колышек. Пробует его остроту большим пальцем. Кивает и кладёт осиновый колышек на вязанку.

— Я приму тебя в клан.

— Ты что? Вожак, ты сбрендил? — в дверном проёме стоит Лайка, держась за косяк. Стоит всё так же обнажённая, левый бок, левое бедро и левую ногу покрывают многочисленные полоски белого лейкопластыря, которым мы вчера залепили медицинские швы для стерильности. Глупо, конечно, так защищать швы, если их делали нестерильными инструментами. На мой взгляд глупо. Слепой имел на этот счёт совсем другое мнение.

— Лайка, поосторожнее со словами, — голос у командира густеет, становится ниже.

— С каких это пор в клан добровольно приходят? Мы сами должны искать и выбирать людей для клана, а не они нас! — Лайка проходит вперёд, осторожно переставляя ноги. Когда она наступает на левую, она заметно прихрамывает, да и тугие швы не дают ей распрямиться в полный рост. Осторожно сев на диван — от моей помощи она пренебрежительным жестом отказалась — она продолжила:

— Понимаешь меня, Вожка? Слышишь ли ты меня Вожка?

— Слышу тебя! — Вожак багровеет от её насмешливого тона:

— А ты слышишь меня? Там, за оградой, нас ждут. Ты знаешь это не хуже меня. Мало того, что мы потеряли Травинку и Лохматого, мы едва не потеряли тебя…

— Не успей вы…, — хотела встрять девушка, присмирев, но её перебил вожак:

— Не успей мы, тебя бы располосовали на ремни! Дура! А всё потому, что вы не послушались меня! Вожака!

— Да вожак Вожка, — Лайка склонила голову. — Как скажешь.

— Он пойдёт с нами. Он нам уже помог не раз.

— Когда выходим-то? — в проёме другой двери стоит Коготь, меланхолично жуя зелёное яблоко.

— Ближе к ночи, — отвечает вожак.

— Но почему? — Лена стоит поодаль и не смотрит на меня. Это спрашивает Дима. Остальные, как и Лена, стараются не встречаться со мной глазами. Только Дима не бросил меня, и говорит со мной. Хотя и он держится теперь особняком, не подходит близко. Стоит в паре шагов и смотрит в глаза.

— Я… У меня ничего нет в этом мире. Ни любимой работы, ни любимого человека, — объясняю ему. Поймёт ли он? Неглуп, поймёт, я в него верю.