Параллельный катаклизм - [26]

А автоматные очереди уже высекают искры из их тяжелой, но не могущей защитить хозяев техники. А откуда-то из далекого-далекого угла выскакивают, шайтанами из табакерки, могучие деревянные воины, сами, без всякой помощи маленького Рената. Ему некогда оглядываться на них, но он знает – они здесь.

И если враг не сдается, его…

Кто-то сообразительный из орудийного расчета выбрасывает вверх руки.

Но первое правило необязательно.

Свистит, режет воздух заточенная сабля.

13. Новые винтики в старую резьбу

А освободительный поход набирал темп.

Заводы «Шкода». Чехословакия. Март, 1942 год.

– Так говорите, что не сотрудничали с фашистами? – Следователь улыбается так мило, что даже не соответствует застегнутой на все пуговицы гимнастерке, и говорит почти без акцента.

Марек Благович слушает его в некотором замешательстве: черт знает куда клонит этот русский. Но он все еще верит в разумное, доброе, вечное, ему только тридцать лет, из них под фашистами он прожил менее одной десятой, под коммунистами месяц – он еще не уразумел.

– Понимаете, гражданин следователь, – слово «товарищ» Благович некоторое время назад перестал употреблять, когда однажды укрывающая его благостная аура на мгновение рассеялась и он заметил перемену в лице следователя при пролетарской форме обращения. – Как я могу сотрудничать с фашистами, если я сам коммунист, вот уже два года скоро.

– Да, да мы в курсе, пан Благович. Но как вы объясните факт своей работы на заводе?

– Но ведь нужно было маскироваться. – Марек еще в большей растерянности. – Нужно в конце концов семью кормить. У меня двое. – Он заискивающе улыбается, возможно, впервые в жизни так наигранно.

– Вы в курсе, что после захвата Гитлером вашего производства выпуск танка «Прага» не прекратился, а даже возрос?

– Нет, по-моему, все-таки делать стали меньше. У вас неверные сведения, поймите…

– Это грозное оружие усилило агрессора. Вы знаете, сколько мы захватили их вблизи границы. У немцев они назывались «38(т)», я не ошибаюсь?

– Нет, все правильно, но ведь…

– А вы говорите, – шутовски грозит Мареку пальцем следователь. – Теперь вот просмотрите-ка эту бумагу и распишитесь, что вы ее читали.

Благович некоторое время читает, он все еще не верит, ему даже смешно. Вскользь, словно из амбразуры, он бросает взгляд на следователя, желая найти в его выражении улыбку: тот без юмора и без выражения смотрит на весенний пейзаж за стеклом. Стекла у них уже вставлены, отмечает вдруг Марек, нигде еще нет, а у них уже все чистенько, аккуратно, аж зло берет.

– Прочли? – вяло интересуется русский, не поворачивая головы.

Марек все еще постигает, желает проникнуть между строк, выловить скрытый смысл. Он переживает, как когда-то на экзаменах. Попался не тот билет.

– Ну что? – говорит следователь.

– Бред какой-то. Как я мог сотрудничать с англичанами, если наша страна оккупирована немцами. Да и к тому же даже если бы так: англичане ведь союзники, и наши и ваши, как я понимаю.

– «И наши и ваши», – загадочно повторяет следователь и наконец улыбается. – Но вы, пан Благович, все же подпишите, вы ведь ознакомились с содержанием.

Марек подписывает.

Больше он никогда не увидит своих близких. Через десять дней он несется в теплушке в бескрайние дали. Он еще не ведает, как ему повезло. Ехать ему еще очень далеко, но ближе чем другим: он сойдет на Урале. Там разворачивается новый Нижнетагильский танковый гигант. Нужны рабочие руки, но ведь эвакуации не было – где их взять?

Здесь Марек увидит технологическое и военное чудо: серийное производство сверхнадежного пятиступенчатого «Т-34», даже по массе в три раза превосходящего его родную «Прагу». Век живи, век учись.

14. Экспозиции

Как быстро мы ко всему привыкаем. Как пластичен наш разум. Казалось бы, он так недавно здесь, но уже так привычна окружающая необычность. Ведь совсем другой мир, похожий, но другой, параллельная вселенная или измерение – не все ли равно, как называть? Как быстро он освоился, уму непостижимо. Вот, к примеру: Дворец Советов – взгляд еще задерживается, пялится вверх голова, отслеживая край-вершину, но ведь механически. Да, на мгновение возникает интерес-удивление, когда голова упирается в зенит – но и только. Вот он – Владимир Ильич на чердаке, даже отсюда с трехсотметровой низины поражают габариты. В детстве родители возили Панина в Волгоград, так, дань традиции, доставшейся от деда, пережившего войну и потерявшего на фронте брата и отца. Давно заброшен, никому не нужен Мамаев курган. Но Родина-мать, пусть в вечных, неснимаемых строительных лесах (нагромоздили, когда обелиск меча среди бела дня надломился и ухнул, расплющив троих ротозеев) все равно завораживала своими размерами – здесь никакое фото, пусть даже стерео, не поможет вызвать аналогичное ощущение. Так вот, Ильич на верхотуре этого самого высокого в Москве здания был намного внушительней. Правда, этот мир не знал той статуи на Волге, потому как не было тут Сталинградской битвы и Панин был единственным способным провести аналогию вживую, но все же… И ведь даже это чудо стало обыденностью, не приелось еще окончательно, но все-таки…