«Паралитики власти» и «эпилептики революции» - [33]

На другой день все министры собрались вновь, но уже в присутствии императора. Державин вновь поставил тот же вопрос – об инструкциях для министров. При этом он заявил, что сам лично будет руководствоваться в своей деятельности инструкцией генерал-прокурора. А для того чтобы предупредить вторжение прокуроров в неподведомственные им дела, он намерен дать на места надлежащие указания. Александр I с этим согласился.

Циркулярный ордер, подготовленный Державиным, был послан прокурорам 26 сентября 1802 года. В нем он предписывал своим подчиненным, что они, усмотрев в присутственных местах «положение не согласное законам, относящееся ко вреду службы, а паче к ущербу интересам Императорского Величества, или отягощению народному», должны, не останавливая исполнение, «немедленно с приличностию напомянуть о сем Губернскому правлению» и донести ему лично. Если какое-либо распоряжение или определение присутственного места, противоречащее закону, последовало по предложению министра, губернский прокурор обязан был «донести обстоятельно» генерал-прокурору «с первою почтою». О всех выявленных нарушениях законов, по которым состоялось исполнение и «отвратить беспорядка, вреда и убытка было бы уже не можно», прокурор обязывался доносить генерал-прокурору по «истечении каждой трети года». В этом ордере Державин вменял в обязанность прокурорам, чтобы они, кроме ведомостей «именных по делам и перечневых о колодниках» доставляли каждый месяц «по делам следственным и уголовным ведомость с примечанием, по какому случаю и поводу, в каком месте дело началось, когда и как решилось», как содержатся «находящиеся под стражею преступники», «имеют ли тюрьмы необходимые к человеческой жизни выгоды» и тому подобное. При расследовании преступлений они должны были наблюдать, «не происходит ли где кому пристрастных допросов, бесчеловечных истязаний и притеснений всякого рода на обвинение невинности». С другой стороны – следить, нет ли «упущения и послабления преступлениям, а наипаче сокрытия нестерпимых злодеяний». Прокурор обязан был добиться приведения следствия «в надлежащую ясность, точность» и окончания его с «совершенным беспристрастием». Когда «следствия кончены и преступления открыты, – писал Гавриил Романович, – то предлежит тщательному бдению вашему смотреть за правосудием». Далее он предлагал прокурорам оставить «всю не столь нужную переписку», а сообщать ему только по «достойным предметам». В заключение он писал, что о «похвальном служении» прокуроров, которые «рачением, благоразумием и деятельностью» оправдают «законом возложенное» на них доверие, он будет «свидетельствовать, где надлежит». Одновременно предупреждал, что за всякий «беспорядок, злоупотребление и упущение» каждый из прокуроров даст ответ «без малейшего» с его стороны «послабления». По предложению Державина этот ордер был направлен сенатом во все присутственные места с тем, чтобы они «доставляли» прокурорам все необходимые сведения и «не препятствовали им иметь наблюдение за порядком и благоуспешностию в производстве дел».

С первых дней службы в должности министра Державин повел борьбу с беззаконием, произволом, превышением власти, взяточничеством.

В «Записках» он писал, что отправлял службу «со всем усердием, честностию, всевозможным прилежанием и бескорыстием» и всегда шел «по стезе правды и законов, несмотря ни на какие сильные лица и противные против него партии».

На этой почве начались столкновения с вельможами, в том числе и с коллегами-министрами. Так, по закону, введенному еще Петром I, сенат мог распорядиться казной в сумме не свыше 10 тысяч рублей, а министры вообще должны были предварительно получить согласие сената. Однако некоторые министры, пользуясь близостью к императору, заключали контракты, не обращаясь в сенат, на миллионы рублей. Затем добивались утверждения их императором. По словам Державина, министры «тащили казну всякий по своему желанию». Министр юстиции решил положить этому конец.

И с поднятым забралом он бросился в бой. Как ни странно, решительный протест генерал-прокурора против таких разорительных для государства действий министров не нашел поддержки у императора. У министров же вызвал только озлобление. Державин понимал, что наживает себе только врагов. Поэтому, докладывая дела императору, он не раз напоминал ему о том, что, защищая законность, он много себе «наделал новых злодеев» и что они «не преминут его всячески очернивать и приводить к нему в немилость».

На это Александр I, мягко улыбаясь, обычно говорил, чтобы он исправлял свою должность, не боясь никого, по законам, а он его «не выдаст».

Однако на деле все происходило иначе. Беспрестанные столкновения с сановниками приводили к тому, что, как писал Державин, он стал скоро «приходить у императора в остуду, а у министров во вражду».

Не все гладко было и в отношениях его с сенатом. Здесь тоже приходилось бороться жестко и бескомпромиссно, чтобы отстоять законность. Одно из наиболее серьезных столкновений с сенатом произошло по следующему поводу. В Манифесте о вольности дворянства (1762 год) и в Жалованной грамоте дворянам (1785 год) было установлено, что дворяне, не выслужившие офицерского чина, не могли выходить в отставку до истечения 12 лет действительной службы. Закон в этой части дворяне часто нарушали. Многие, едва поступив в полк, заявляли об отставке. По докладу военного министра Вязмитинова состоялось Высочайшее повеление о восстановлении закона в части службы дворян «