Паракало, или Восемь дней на Афоне - [9]

— Придётся оставлять водку, — подвёл итог я и сурово посмотрел на Алексея Ивановича: — Осилишь? Не выбрасывать же…

Алексей Иванович посмотрел на меня с ужасом. Потом вздохнул:

— Всю — нет.

Я, конечно, веселился и потешался над бедным Алексеем Ивановичем, который с детской искренностью (если, конечно, так можно сказать о водке) воспринял ситуацию. На самом деле меня не покидала необъяснимая уверенность, возникшая в церкви, что всё будет хорошо. Ну, не везём же мы ничего лишнего!

А если везём?

И вдруг я вспомнил, что отправлявший нас грек сказал, что этим же рейсом летит с нами его сотрудник, который должен нас доставить на автовокзал и отправить в Уранополис. Ну неужели пять килограммов-то не возьмёт? И я поспешил утешить Алексея Ивановича, а то он и в самом деле испереживался: сейчас начинать освобождаться от лишних килограммов или всё же дождаться таможни?

Однако радость от встречи в аэропорту с греком быстро развеялась — у него самого веса оказалось под завязку. Алексей Иванович снова стал серьёзен и грустен одновременно, и я, оставив его наедине с грузом, отправился шататься по аэропорту, словно должно было что-то попасться, что решило бы нашу проблему. Когда вернулся, по радостному лицу Алексея Ивановича понял, что пьянства он избежал.

— Наш-то грек, — сообщил он мне, а я отметил, как у нас быстро всё становится нашим, — встретил каких-то своих греков, которые тоже этим рейсом летят, и те согласились взять часть наших вещей.

В общем, что-то в этом роде я и предполагал.

После того, как устроилось с грузом, было ещё одно мелкое недоразумение, когда Алексей Иванович никак не мог пройти через таможенную рамку и постоянно звенел, словно сотворён был не из глины, а из железа. Но всё оказалось проще — Алексей Иванович, отправляясь в паломничество, увешал себя иконками и крестами — их-то рамка и не принимала. Пришлось снять. Рамка, недовольно пискнув, всё-таки пропустила, и мы оказались за границей. То, что за границей, мы определили по огромным ценам за малюсенькую чашечку кофе.

— Ладно, — гудел милостиво Алексей Иванович, прилаживая на груди обретённые святыни, — хороший кофе.

У меня тоже было прекрасное настроение.

— Я, когда полгода назад летел, нам в самолёте вино предлагали.

— Тебе же нельзя? — подивился Алексей Иванович.

— Вот и я говорю: повезло тебе.

Вина нам не предложили, а в качестве еды была разогретая, видимо, уже не в первый раз пицца. Правильнее, конечно, это назвать салатом из ингредиентов, из которых предположительно готовится пицца, — но какая нам разница! Ещё несколько часов назад мы топтались по Москве — и вот под нами уже Западная Украина.

— Я там родился, — объявил пилот и назвал город.

Да слава Богу — мы всех вас любим!

В аэропорту «Салоник» мы получили свои пятьдесят пять килограммов и, волоча за лямки матерчатую сумку, рванулись к свету.

Сзади донёсся шум и движение. Не то чтобы за нами гнались (с нашими «записками» особо-то не разбежишься), но кто-то нас настигал. Оказалось, мужчина и женщина в фуражках. Местную таможню, выходит, мы как-то не заметили.

Женщина стала тыкать в сумку и показывать пальцами назад, как бы намекая, что нам надо вернуться. С сумкой возвращаться не хотелось.

— Чё ей надо? — спросил у меня Алексей Иванович.

Я пожал плечами.

— Доро, — произнёс Алексей Иванович.

Он произнёс это так уверенно и с такой гордостью, словно сумка набита золотыми слитками для всей Эллады. Даже тётка примолкла.

— Ортодокс, — не менее торжественно произнёс я, чем добил её окончательно.

Тут подоспел мужик. С мужиками всегда проще договориться.

Мы повторили заученный пароль. Двое в фуражках продолжали выжидательно смотреть на нас.

— Чего они, не понимают, что ли? — спросил опять у меня Алексей Иванович. — Да книги там!

Он расстегнул матерчатую сумку и надорвал одну из пачек.

— Вот! Говорим же: доро! Ортодокс!

И таможенник махнул рукой. Мы подхватились и, не застёгивая сумки, устремились к выходу. Вот тут слово «устремились» будет уместно, ибо никакой тяжести в тот момент мы не чувствовали.

На улице — плюс двадцать, огромное синее небо и зелёная гора впереди. Вообще зелени кругом хватало. И это после закованной в камень Москвы с её минусом, мурашками снега на дряблом сереющем небе. Дополнял контраст сам аэропорт, больше похожий на автовокзал в городе средней руки — никакой суеты, все вышедшие с рейса быстро разошлись по автобусам и автомобилям, а других рейсов, казалось, и не предвидится.

Появился «наш» грек, который встречал ещё одного паломника. Рядом была автостоянка, там грек посадил нас в небольшую машинку, мы разместились на заднем сиденье, а попутчику предоставили возможность беседовать с греком. Тот по ходу с небольшим акцентом отвечал на всякие вопросы о Салониках. Мы глазели по сторонам на зелёные деревья и мелькавшие вдоль дороги рекламные щиты, и не было никакого ощущения, что мы за границей. Наоборот, казалось, что мы наконец-то оказались дома.

Такое чувство бывает, когда попадаешь в какой-нибудь тихий русский городок, с неспешными людьми на тротуарах, где городские автобусы настолько редки, что для них даже составляется расписание, и где разливается колокольный звон по вечерам. Чувство домашности окрепло, когда мы приехали на пригородный автовокзал, с которого должны были уезжать в Уранополис.