Парадоксы мистера Понда - [46]

– Ну это преувеличено, – сказал мистер Понд. – Помните Шиллера, во время войны? Шуму не было, я знаю точно, ведь такие дела по моему ведомству. Вообще я не люблю шпионских историй, это самые скучные из детективов, но эта история очень уж неожиданно кончилась. Конечно, вы знаете, что в военное время жизни нет от любителей, как у герцога Веллингтона не было жизни от писателей. Мы преследовали шпионов, любители нас. Какие-то маньяки являлись к нам и говорили, что такой-то или такой-то похож на шпиона, а мы никак не могли втолковать, что шпион на шпиона не похож. Немцы очень старались скрыть своих помощников: одни были совсем незаметны, другие – слишком заметны, одни – чересчур малы, другие чересчур велики, чтобы их увидеть…

В честных глазах Джоан Гэхеген засветилось удивление.

– Простите, – сказала она, – разве так бывает?

Муж ее, и без того возбужденный, весело засмеялся.

– Бывает, дорогая, бывает! – воскликнул он. – Пожалуйста, вот пример. Вспомни бедных Бэлем-Браунов из Масуэлл-хилла. Пришел он со службы, взял косилку, и видит – из газона торчит что-то рыжее, вроде шерсти. Друг мой Понд, собравший самую лучшую коллекцию усов (конечно, после сэра Сэмюела Сподда), тут же установил, что это – волосы одного из сынов Енаковых[27], судя по качеству – еще живого. Однако профессор Путер возразил, что это – титан, ибо, как известно, Юпитер схоронил их под Этной, под Оссой и под тем холмом, на котором стоит Масуэлл-хилл. Домик моих несчастных друзей разобрали, холм раскопали, и обнаружили чудище вроде сфинкса. Увидев его лицо, миссис Бэлем-Браун испугалась и сообщила репортерам, что оно великовато. Но мистер Понд, проходивший мимо, заметил, что оно – маловато, что вскоре подтвердилось. Чтобы сократить простую, ходульную историю…

– Да, пожалуйста! – вскричала Джоан.

– …скажу, – продолжал Гэхеген, – что титан был очень длинный и лицо его, по законам перспективы, едва виднелось в небесах. К счастью, он ушел и утонул в океане.

Видимо, он собирался читать лекции в Америке, подчиняясь еще одному закону, гласящему, что, если тебя заметили, ты обязан их читать.

– Надеюсь, это все? – спросила Джоан. – Ну хорошо, ты говоришь ради разговора, но ведь мистер Понд зря не скажет. Что же вы имели в виду?

Мистер Понд тихо откашлялся.

– Слова мои и впрямь связаны с одной историей, – сказал он, – сам я не вижу в них ничего странного, но, вероятно, объяснить их надо.

И – как всегда, не без дотошности – он рассказал то, что мы перескажем.

Случилось это на модном морском курорте, где размещался и крупный порт, а потому и профессионалы, и любители зорко глядели, нет ли шпионов. Округом ведал сэр Хьюберт, городком – мистер Понд, который расположился на незаметной улочке, в небольшом доме, с двумя помощниками – молчаливым, широкоплечим, но коротеньким Ваттом и длинным, говорливым, элегантным Траверсом, которого все называли по имени – Артур. Батт сидел в первом этаже, глядя на дверь, а Траверс – на втором, где хранились чрезвычайно важные бумаги, в том числе единственный план минных заграждений в гавани.

Мистер Понд сидел в доме меньше, он много ходил по городу и хорошо знал свой квартал, надо сказать, неприглядный. Там было несколько хороших, старинных домов, большей частью – пустых, а вокруг теснились истинные трущобы, где, как обычно говорится, «было неспокойно», что опасно всегда, а в военное время – особенно. На улице, прямо за дверью, он не нашел ничего примечательного, но напротив стояла антикварная лавка, изукрашенная по витрине азиатскими саблями, а рядом обитала миссис Хартог-Хаггард, которая была опасней всех сабель на свете.

Такие женщины есть повсюду, они похожи на старых дев с карикатуры, хотя нередко оказываются хорошими матерями и женами. Миссис Хартог-Хаггард была вдобавок похожа на ораторшу с пацифистского митинга, на самом же деле отличалась патриотизмом и даже воинственностью, хотя обе эти крайности, строго говоря, приводят к многословию и одержимости. Бедный мистер Понд хорошо запомнил тот злосчастный день, когда угловатая фигура заметалась у входа и подозрительный взор впился в него сквозь очки.

Войти и впрямь было нелегко, дверь только что чинили, досок не убрали, но гостья покричала на рабочих и, еще не дойдя до цели, создала гипотезу.

– Мистер Понд, – крикнула она в самое ухо бедному хозяину, – он социалист! Ворчит о каких-то профсоюзах, я сама слышала! Что они делают у вашей двери?

– Простите, – отвечал мистер Понд, – сторонник профсоюзов – еще не социалист, а социалист – еще не пацифист, тем более – не изменник. Если не ошибаюсь, наши главные социалисты верят Марксу, и все они – за союзников, не за Германию. Бывший лидер портовой стачки говорит патриотические речи, зовет в армию…

– Нет, он не англичанин, – сказала гостья, имея в виду пролетария за дверью.

– Спасибо, миссис Хартог-Хаггард, – терпеливо сказал Понд. – Я распоряжусь, чтобы о нем собрали сведения.

Так он и сделал со всей тщательностью аккуратного человека. Рабочий и впрямь был не очень похож на англичанина, хотя казался скорее шведом, чем немцем. Выяснилось, что фамилия его – Питерсон, а может – и Петерсен; а мистер Понд усвоил последний урок мудрых: прав бывает и дурак.