Парад планет - [71]

Шрифт
Интервал

— Не только ты, Хома, поумнел, а и Яблоневка, с тобой голодая, тоже набралась ума. Да Хома таки виноват, таки нельзя Хому миновать! — нахваливала Мартоха, которая умела пошутить, но знала, когда и обрубить. — Мы с тобою не дурни и у дурного не зимовали! Видишь, поголодал — и заимел пользы полну охапку.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

в которой говорится о том, как Хоме решением правления колхоза наконец вернули статус действительного старшего куда пошлют, а также говорится про обильные плоды научно-технической революции, которая не обминула и коровник

Вскоре после этих событий прошло экстренное заседание правления колхоза «Барвинок». Правление было созвано по просьбе ветерана труда долгожителя Гапличка, который хлопотал о том, чтобы Хоме отлученному вернули статус действительного старшего куда пошлют. Мол, грибка-боровичка наказали со всей административной строгостью, он глубоко пережил, глубоко осмыслил, глубоко признал и перевоспитался, попутно омолодившись и позаботившись о своем долголетии. Поэтому не пора ли пересмотреть решение?

Правление колхоза, признав справедливость заявления ветерана труда долгожителя Гапличка, который когда-то ударно трудился возле артельных бугаев, единогласно вернуло Хоме статус действительного старшего куда пошлют. Прослышав об этом, грибок-боровичок так возгордился, будто на ногах у него сафьян скрипит, а в кармане лихорадка кипит.

— Теперь ты зарекся дискутировать с этим Ионой Исаевичем Короглы? — говорила Мартоха. — Вон ты какой у меня феномен, а и тебе кольцо в губу вставили, будто дикому медведю.

Как же Хома в тот день шел на работу! Его походку можно было сравнить с писанием живописного полотна, потому что это была не просто походка яблоневского колхозника, а искусство, живопись. Хома шел, словно рисовал, клал на полотно дороги смелые мазки, гениально чувствуя пропорции, интуитивно улавливал перспективу! К сожалению, как бы подробно ни рассказывали о дерзновенном проходе грибка-боровичка через все село к коровнику, наш бледный рассказ и на йоту не передаст животрепещущую магию и колдовство его походки…

— Зверя узнаешь по следу, а Хому по походке! — восхищенно говорили у криницы.

— Кто не имеет худобы[12], не знает хворобы, а для Хомы хвороба — быть без худобы! — неслось ему вослед.

— Теперь Хома опять старший куда пошлют, а не убогий у порога! — восклицали яблоневцы.

Грибок-боровичок над головой каждого односельчанина видел серебристо-золотистый нимб. Верхушки деревьев мерцали в сиянии, словно в ореоле. Всякое живое дерево или растение доносило до его слуха свою музыку, пело своим голосом. Он видел каждого человека насквозь — болен тот или здоров, чем вчера ужинал и сегодня завтракал, какие мысли разложены в голове по полочкам. Так же насквозь он видел моторы встречных машин с их настоящими или завтрашними дефектами.

Кроме того, по дороге в коровник Хома не забывал творить чудеса, потому что в этот день ощущал себя таким чудотворцем, каким еще не был никогда. Так, для заплаканного ребенка он достал из своей пустой пазухи живого сизого голубя — и дитя засияло от радости, словно капля росы на солнце… Шла дивчина улицей, несла в руке краснобокое яблоко, а Хома вдруг выхватил у дивчины спелый плод, разломил его пополам — и из яблока выпорхнули две розовые бабочки, закружили над головою пораженной дивчины… У проезжего незнакомого шофера на автобусной остановке попросил платок, но не стал себе или кому-то вытирать нос, а достал коробок спичек и поджег его, дождался, пока тот догорит — и наказал растерянному шоферу вынуть платочек из кармана — и тот извлек из кармана свой платок, только уже не грязный, а снежно-белый, накрахмаленный!

Гений чудотворства не оставлял грибка-боровичка и на минуту, так много значило для него счастливое сознание, что ты не какой-то там Хома отлученный, а опять-таки старший куда пошлют.

Проходя через мост к коровнику, грибок-боровичок остановился и протер глаза. Потом протер глаза во второй раз и в третий, словно хотел увидеть пряник, а увидел кнут. Впереди был коровник — и будто не коровник. «Если там не мед, то там и не масло! — подумалось Хоме. — А не придется ли мне в том коровнике поработав-пожив да и уйти прочь завыв?»

Наконец ступил чудотворец Хома на ферму — и не узнал фермы! Все не так, как было до отлучения от ударного труда. Крутилась мысль про вилы, но где же ты найдешь те вилы, когда тут такое делается, творится… Ошарашенный грибок-боровичок смотрит вокруг по сторонам и не ведает, что он видит. Не ведает, что видит в коровнике новую технику, и как только эта техника не называется — и прицепной разбрасыватель кормов, из которого рассыпают корм по кормушкам, и разбрасыватель силоса, который раздает в кормушки силос с карбамидом… А какие автопоилки! А какая доильная установка типа «Тандем»! А вон охладитель-очиститель, а вот молочный сепаратор, а вот паровой пастеризатор! Холодильная фреоновая установка для охлаждения холодной воды, охладитель молока…

— Раньше тянули рядно на двоих одно, а теперь!.. — пораженно прошептал Хома. — А может, это мне снится? Ибо о чем думаешь, то и снится…


Еще от автора Евгений Филиппович Гуцало
Родной очаг

В новую книгу Евгена Гуцало, известного украинского писателя, лауреата Государственной премии УССР им. Т. Г. Шевченко, вошли повести «Родной очаг» и «Княжья гора», проникнутые светлым чувством любви к родной земле, к людям, вынесшим тяжелые испытания 40-х годов и утверждающим человечность, красоту и душевную щедрость. Рассказы посвящены проблемам жизни современного украинского села.


Рекомендуем почитать
Четыре месяца темноты

Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.


Айзек и яйцо

МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.


Полдетства. Как сейчас помню…

«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.


Замки

Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.


Холмы, освещенные солнцем

«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.


Ты очень мне нравишься. Переписка 1995-1996

Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.