Парад-алле - [43]

Я присмотрелся – сталкер, кажется, еще дышал. Нет, не кажется. Человек передо мной вдруг чуть приоткрыл глаза и захрипел. Я почувствовал, как каменеют мои мышцы, и сердце бьется через раз. Это случилось совсем недавно. Его убийцы были рядом.

Я ощущал себя крысой, загнанной в ловушку. И ловушка эта вот-вот захлопнется. За спиной слышались шаги. Тот, кто преследовал меня все это время, теперь шел не таясь. Знал, что бежать мне некуда.

В просвете между тем, что осталось от домов, я мог теперь рассмотреть большой костер, вокруг которого сновали люди. Настоящие, живые люди без всякой защиты. Я видел их лысые головы, старое тряпье и шкуры мутантов, служившие им одеждой. У многих в руках были дубины и копья.

Да, по метро ходили страшные байки о выживших на поверхности, одичавших за двадцать лет. Рассказывали, что они когда-то сбились в общины, а потом, год за годом, стали терять человеческие черты. Например, говорили, что эти дикари поклоняются старому танку как своему божеству. И едят людей. Но хотя я выходил на поверхность чаще многих, я видел их впервые. И знаете, это было намного страшнее серых чертей, потому что передо мной находились жестокие и приспособленные хищники, и самое главное – умные и способные развиваться.

Человек, приколоченный к борту грузовика, как бабочка – к листу картона, затих и посмотрел прямо мне в глаза. Перехватив этот затуманенный взгляд, я поспешно отвернулся. Зрелище того, как только что живое лицо с последним вздохом застывает и превращается в маску – не из моих любимых. Это будит во мне чувства, которые погружают меня в горькую рефлексию и которые сейчас были совершенно не нужны.

И там, за спиной, среди металлических остовов я увидел белое пятно человеческого лица. И еще одно. И еще. Всего пятеро. Это ничего, этих можно снять. Ну что, Эмиль, мне все еще не нужна дальность стрельбы в триста метров?

Один из дикарей занес копье для броска, но я оказался быстрее – успел дать несколько одиночных выстрелов, попав ему в голову. Остальные гортанно взвыли и, потрясая копьями, побежали на меня.

Честно говоря, мне очень повезло. Стрелять, держа автомат в одной руке, непросто, а уж попасть в цель – тем более. Но убивать их не было моей основной задачей. Мне просто нужно было уйти. Достаточно было стрелять, не целясь, чтобы не дать им высунуться. Я дал короткую очередь в их сторону. Не думаю, что они знали, как вести себя при обстреле, но я рассчитывал, что звук стрельбы заставит их хоть немного испугаться. И действительно, дикари пригнулись и замерли, а мне хватило времени, чтобы развернуться и броситься бежать. Нужно было как можно скорее обогнуть фуру с прибитым к ней сталкером и убраться подальше, пока те, что остались у костра, не успели опомниться.

В отдалении послышался вопль сотни человеческих глоток.

– Погнали, старик! – бросил я Бродяге.

Бежать с повисшим на мне Королем не получалось. Он то и дело спотыкался и падал, увлекая за собой и меня, а внутренний голос кричал, что все слишком просто, так не может быть, я чего-то не учел. И он оказался прав.

За перегородившим дорогу грузовиком меня уже ждали. Не меньше двух десятков одетых в шкуры и обрывки довоенной одежды фигур шли мне навстречу с копьями наперевес, растянувшись полукругом, перекрывая пути к отступлению. Бродяга встал передо мной, страшно оскалился и завыл.

Один из дикарей взобрался на груду бетонных обломков, размахнулся и с воинственным кличем бросил в меня копье. Я шарахнулся в сторону, наконечник воткнулся в борт грузовика, а моя пуля попала ему в живот, и он на секунду застыл, не понимая, что случилось, а затем скрючился, потерял равновесие и покатился вниз.

Гул голосов за спиной нарастал. Я смог уложить еще пару дикарей, но остальные уже поняли, что высовываться опасно, спрятались за остовы машин и горы бетонных обломков и перебегали от укрытия к укрытию практически незаметно.

Шум позади усилился.

Кольцо сжималось плотнее. Еще немного – и бежать мне будет некуда. Бродяга с громким рыком рвался то в одну, то в другую сторону. Ну что, старик, похоже, у нас всего один выход. Я не вижу этих выродков – слишком уж хорошо они сообразили с укрытиями, но ты их чуешь. Давай-ка зададим им жару и сделаем ноги. Как ты на это смотришь, дружище?

– Фас! – рявкнул я.

Бродяга сорвался с места, и спустя пару секунд из темноты послышался громкий человеческий вопль. Молодец, Бродяга. Я рванул через дорогу, не забывая отстреливать высыпавших из своих нор дикарей. Мимо снова просвистело копье, но я и сам умел использовать окружающие предметы, чтобы перекрыть противнику окно для броска. Не они одни такие умные.

– Ко мне! Бродяга! Ко мне, мальчик!

Во мне вскипело злое боевое веселье. Пули уложили еще несколько дикарей, а трехглазый пес вцепился одному из них в горло.

– Бродяга, ко мне!

Подвывая на бегу, из темноты выскочил Бродяга и тенью метнулся в мою сторону. В воздухе блеснуло копье. В уши ударил короткий собачий визг и рев дикарей. Ноги словно приросли к земле. Нужно было бежать, а я не мог сдвинуться с места.

Самое жестокое, что я знал о причудах смерти, это то, что иной раз она не спешит. Иногда человек с чудовищными ранами, уже не жилец, еще остается в сознании, цепляется за тебя, говорит какие-то слова, которые уже не имеют значения. Он умрет в грязи от потери крови, от холода или от лихорадки, вызванной заражением, если ты дотащишь его до госпиталя. Но ты уже заранее знаешь, что ты его потерял.