Паприка - [53]

Взглянув на монитор, Ацуко вздрогнула. От зоны ясного сознания Химуро оставались жалкие осколки – теперь она походила на чистый лист бумаги, и только изредка в ней мелькали разрозненные предметы: крошки миндаля, разбитый кинескоп, перламутровые пуговицы, степлер, обломок игрушки, конфетная обертка,- а также знаки: графический символ женского туалета и метро. И совсем редко в отдаленных уголках сознания Химуро ей попадалась на глаза мрачная картина: японская кукла, хмуро усмехаясь, отвешивала кроткие поклоны.

Тогда Ацуко подключила рефлектор, чтобы подробнее рассмотреть изображения внутри сознания, но результат оставался прежним: только прерывистые воспоминания о бессвязных фрагментах – и ничего похожего на мысль. Из страха она решила не использовать коллектор, посчитав, что после глубокого погружения в сознание человека, пережившего распад личности, можно спятить самой.

Ацуко была уверена: тот, кто довел Химуро до такого состояния, знал, что распад необратим, и выпустил беднягу из заточения, не опасаясь, что тот начнет давать показания. Ее интересовало, какая по силе и времени должна быть проекция, чтобы стереть из памяти человека его «я». Оставаясь в тени, злодеи вершили свои черные дела. Их преступление было сродни убийству. Еще Ацуко понимала, что положить конец злодеяниям и отвести опасность от себя можно только контратакой.

Ненадолго отлучившись, она вернулась в лабораторию и некоторое время пристально смотрела сквозь толстое стекло процедурной на мирно спящего Химуро. Затем вошла и внимательно осмотрела его голову. Преступник вряд ли выпустил его на волю, не сняв с головы МКД. Также у Химуро могли остаться на голове раны, как у Косаку Токиды.

Раздвинув редкие пряди мягких волос, она обнаружила проплешину диаметром семь-восемь миллиметров. На бледной коже проплешина отливала свинцом. Ацуко вспомнила слова Токиды о биохимической способности МКД самостоятельно конструировать белок, о возникновении биотоков при взаимном подключении. Вспомнила форму и цвет МКД.

И тут ее как осенило. Это не плешь, а днище конуса самого «Дедала». МКД долго не снимали с головы, и его затянуло под кожу. Теперь его не извлечь – МКД сросся на молекулярном уровне с черепом Химуро так, что ни один хирург не отделит. А на голове Косаку шрам – в том месте, где МКД начало затягивать с торца, но модуль выдернули силой.

Ацуко забыла обо всем на свете – и не замечала, что в лаборатории, не унимаясь, надрывался телефон.

29

Она вернулась в лабораторию, налила себе кофе и долго размышляла, как быть дальше. Старалась взвесить все трезво. Между делом позвонила в то отделение больницы, которым заведовала, и попросила старшую сестру этажа, чтобы Химуро перевели в отдельную палату, вымыли и накормили. Затем набрала номер директора, но Торатаро Симы на месте не оказалось.

«Да где же он?» Чувствуя неладное, Ацуко решила туда сходить, но стоило ей подняться, как зазвонил телефон.

– Полагаю, кто-то из СМИ, названивает с самого утра,- смущенно произнесла оператор.

– Тогда, пожалуйста, откажите. Как обычно.

– Говорит, это важно. Не интервью. И что вы должны его вспомнить – его фамилия Мацуканэ.

– А, такого знаю. Тогда соедините.

Не успели их соединить, как Мацуканэ из газеты «Биг морнинг» взволнованно заговорил:

– Тиба-сэнсэй, я недалеко от института. Не мог бы я с вами поговорить?

– Сейчас? Где вы? И что за разговор?

– В закусочной «Корковадо». Это перед главными воротами института. По делу, но разговор не телефонный.- Ацуко уже собралась повесить трубку, но Мацуканэ торопливо добавил:- У вас там ничего странного не происходит?

– Что вы имеете в виду… под «странным»? – насторожившись, но с напускным спокойствием переспросила Ацуко. Она никому не могла доверять, но понимала, что это нехорошо. Из-за ее слабости сторонник может превратиться во врага.

– Ну, если ничего, тогда ладно. Вообще-то сейчас по телефону могу сказать только одно: я – приятель Осаная. То есть не то чтобы приятель. Мы вместе учились в школе.- И Мацуканэ умолк, как бы намекая: «Дальше, надеюсь, объяснять не нужно?»

– Выходит, «достоверный источник» из института и есть Осанай?

– Да.

Теперь Ацуко понимала, от кого Мацуканэ узнал об истинном лице Паприки, о заражении врача шизофренией и других пикантных фактах институтской кухни.

– И вы от него… теперь узнали что-то новое? Потому и беспокоитесь за меня?

«Осанай расположен к Мацуканэ и сливает ему информацию, на которой тот зарабатывает очки,- подумала Ацуко.- А тут не сдержался и похвастал успехами их заговора».

– Ничего, что я по телефону?

– Ничего хорошего.- Ацуко не исключала, что телефонистка по привычке подслушивает.- А прямого номера у меня нет.

– Я слышал, посторонних в институт не пускают. Не могли бы вы прийти сюда?

– Если в закусочную, то не могу – там полно медсестер из больницы. Через полчаса встретимся в гараже, где мы беседовали в прошлый раз. Поговорим в моей машине, а заодно прокатимся. – Хорошо.

Ацуко положила трубку. Ей было тревожно за директора. Она вспомнила, как странно вел себя Торатаро Сима накануне в офисе для сотрудников. «Хорошо, если „странности“, на которые намекал Мацуканэ, не связаны с ним». С этими мыслями Ацуко поспешила в кабинет директора.