Папийон - [163]

— Он умер? — спросил офицер.

— Не знаем.

— Отвяжите его и поставьте на четвереньки.

Палачи поставили колумбийца на четвереньки. Затем один из них взял бич и изо всей силы хлестнул несчастного между ягодицами, наверняка задев при этом половые органы. Этот «мастерский» удар вызвал у жертвы мучительный вопль.

— Продолжайте, — сказал офицер, — он еще не умер.

Они продолжали избивать его до рассвета. Эта средневековая пытка могла бы прикончить лошадь, но только не этого колумбийца. Его оставили в покое на час, а затем вылили на него несколько ведер воды. У несчастного достало сил встать на ноги с помощью нескольких солдат. Появился санитар со стаканом какой-то жидкости.

— Вот, выпей-ка микстурки, — сказал он, — это тебя взбодрит.

Колумбиец несколько секунд колебался, затем осушил стакан одним глотком. И через секунду повалился на землю с тем, чтоб уж больше никогда с нее не подняться.

В агонии он успел произнести несколько слов:

— Дурак… Они тебя отравили…

Нет нужды говорить, что ни мы, ни другие заключенные и пальцем не шевельнули, чтобы помочь ему. Все были парализованы страхом. Второй раз в жизни мной овладело неистребимое желание умереть. Невдалеке стоял солдат, он держал свое ружье как-то небрежно, и несколько минут я боролся с желанием выхватить у него оружие. Остановила только мысль о том, что, прежде чем я начну стрелять в этих мерзавцев, они меня наверняка прикончат.

Месяц спустя Негро Бланко вернулся к исполнению служебных обязанностей, на этот раз с еще большим рвением. Однако, видно, судьба ему была умереть в Эль-Дорадо. Однажды какой-то охранник прицелился в него, когда он проходил мимо.

— На колени! — крикнул он. Негро Бланке повиновался.

— Молись! Ты сейчас умрешь!

Он позволил ему прочитать короткую молитву и убил тремя выстрелами в упор. Заключенные считали, что он сделал это потому, что не мог спокойно видеть садистских штучек этого мерзавца. Другие говорили, что Негро Бланко опозорил этого солдата перед офицерами, рассказав, что знал его еще по Каракасу и что до армии тот воровал. Негро Бланко похоронили невдалеке от колумбийца, который хоть и был действительно вором, но обладал незаурядной стойкостью и мужеством.

Все эти события, безусловно, мешали властям принять относительно нас какое-либо решение. Более того, все заключенные в течение двух недель оставались в лагере и на работу не выходили. Руку Барриеру вылечил какой-то врач из деревни.

Обращались с нами хорошо. Шапар через день ходил в деревню, где готовил губернатору обед. Гитту и Барриера освободили, так как из Франции пришло сообщение, что срок свой они уже отбыли. Что же касается меня, то пришел рапорт вместе с моими отпечатками пальцев и информацией о том, что я осужден пожизненно, где указывалось также, что Шапар и Депланк имеют каждый двадцатилетний срок. Губернатор был крайне доволен этими новостями.

— И все же, — сказал он, — раз вы не сделали ничего дурного на территории Венесуэлы, мы подержим вас еще немножко, а там отпустим. Но глядите: чтоб вести себя пристойно и работать хорошо! За вами будет особое наблюдение.

В разговорах со мной офицеры довольно часто жаловались на нехватку свежих овощей. В деревне занимались сельским хозяйством, но овощей почему-то не выращивали. Там были рисовые и кукурузные поля, сажали также черные бобы — вот, собственно, и все. Я обещал им развести огород, если, конечно, меня обеспечат семенами. Сказано — сделано.

Мы с Депланком получили возможность выходить из лагеря. Позднее к нам присоединились еще двое заключенных, отбывших свой срок и арестованных в Сьюдад-Боливаре. Одного из них звали Тото, он был из Парижа, второй — корсиканец.

Вчетвером мы сложили из дерева два маленьких, но крепких домика с крышами из пальмовых ветвей — один для меня и Депланка, другой для наших товарищей. Мы с Тото соорудили высокие подставки на ножках, которые находились в тазах с мазутом — это чтобы муравьи не сожрали семена, — и вскоре получили прекрасную рассаду помидоров, баклажанов, дынь и зеленой фасоли. Затем начали высаживать рассаду на грядки. Вокруг стеблей томата делалась маленькая канавка или углубление, постоянно заполненное водой — это увлажняло почву и предохраняло растения от вредителей, которые теперь не могли подобраться к ним.

— Эй, а это что такое? — спросил как-то Тото. — Смотри, какой блестящий камушек.

— А ну, помой-ка его, друг.

Он протянул мне камень. Это был кристалл размером с горошину. Промытый водой, он заблестел еще ярче, особенно в месте откола от скалы, где был вкраплен в какую-то очень твердую горную породу.

— Может, алмаз?

— Да заткнись ты ради Бога, Тото! Если даже и алмаз — тем более нечего поднимать шума. А вдруг нам повезло, и мы наткнулись на кимберлитовую трубку? Припрячь-ка лучше, вечером еще поглядим.

Вечером я давал урок математики. Учеником моим был капрал (теперь он уже полковник), готовившийся к экзаменам на офицерское звание. Сейчас этого простодушного и очень доброго человека — эти качества проверены вот уже двадцатипятилетней дружбой — называют господином полковником Франсиско Баланьо Утрера.

— Франсиско, что это такое? Кусок кварца?