Папаша Горемыка - [10]

Если рыбак воспринял эту идею с воодушевлением, то Луизон отнеслась к ней довольно прохладно, а их юная дочь лишь покорилась отцовской воле — отставной солдат был далеко не молод и, несмотря на то что пять-шесть шрамов на лице придавали ему, по его словам, особую выразительность, вовсе не был красавцем.

Хотя обе женщины испытывали к леснику легкую брезгливость, свадьба все же состоялась, и ни одному из новобрачных не пришлось об этом пожалеть, ибо доброта бывшего солдата вполне окупала его физические изъяны.

В начале 1814 года, в тот день, когда дочь сделала Франсуа Гишара дедом, и в тот самый миг, когда жена поднесла к нему жалкое маленькое существо, чтобы он поцеловал его, в дверь дома Пьера Майяра постучал раненый солдат, возвращавшийся в родную деревню. Этот человек, служивший водном полку с сыновьями рыбака, поведал несчастному семейству, что во время сражения при Монмирае пушечное ядро унесло жизнь обоих братьев.

Услышав это, Франсуа Гишар едва не уронил свою внучку, которую дала ему подержать Луизон. Вернув девочку жене, он разрыдался, а затем разразился проклятиями и горестными криками. Этот человек с его грубыми повадками, столь сурово относившийся к самому себе, оплакивал сыновей с душераздирающей болью: он катался по полу, ломая все, что попадалось на его пути, и страстно взывал к милости и состраданию Бога; все думали, что он лишился рассудка.

Такое состояние мужа отвлекло Луизон от терзавших ее страданий; она попыталась утешить Франсуа самыми ласковыми словами, какие только знала. Впервые за двадцать лет рыбак оттолкнул женщину, которую он так нежно любил.

Тогда несчастную мать осенило; она снова протянула мужу новорожденного младенца и посмотрела на Франсуа таким умоляющим взглядом, что его отчаянное исступление вмиг утихло, подобно тому как прекращается дождь, когда ветер разгоняет тучи. Рыбак прижал крошку к груди и до вечера держал ее на руках, оставаясь безмолвным и неподвижным; лишь крупные слезы текли по его щекам, падая на пеленки и личико ребенка.

Эти слезы были первым крещением девочки, которой суждено сыграть немаловажную роль в нашем повествовании.

Франсуа Гишар так и не смирился со своей утратой; он стал мрачным и молчаливым, избегал жены и за целый день мог не сказать ей ни слова; он стал таким же нелюдимым, каким был в юности. Не раз ему доводилось ночевать в лодке, чтобы не видеть убогой комнаты, где родились его покойные сыновья. Если он изредка садился за стол с Луизон или если взгляды супругов случайно встречались, оба, не сговариваясь, принимались плакать.

Однажды утром рыбак, спавший в своей лодке, был разбужен странным шумом.

Это был грохот пушки.

Звуки казались неравномерными и раздавались не через равные промежутки времени, как во время учений в Венсене, а были глухими и непрерывными, как отдаленные раскаты грома.

Франсуа Гишар сел на настил лодки и прислушался. Минуты оказалось ему достаточно, чтобы прийти к заключению: рев сражения доносился не от крепости, а со стороны Сен-Дени.

Накануне дезертиры, переправлявшиеся через Марну на вареннском пароме, рассказывали, что прусские разведчики бродят уже неподалеку от Мо.

Итак, Франции, как и Франсуа Гишару, предстояло дорого заплатить за двадцать лет безмятежного счастья и величия.

Рыбак поднялся на ноги; его глаза метали молнии, брови были насуплены, а ноздри раздувались, словно вбирая дым далекой битвы. Боль, переполнявшая его душу, превратилась в ярость; старый солдат Республики ощущал, как в его жилах закипает страшная ненависть к чужеземцам: отец чувствовал приближение убийц своих детей.

Наверное, впервые в жизни Франсуа Гишар небрежно привязал лодку к берегу; затем он поспешил домой.

Пьер Майяр уже ожидал там его с двумя ружьями: одно из них было перекинуто через его плечо, а другое он держал в руке.

Увидев тестя, зять протянул ему одно из них, и тот взял его, ни о чем не спросив: мужчины поняли друг друга без слов. Затем рыбак обнял жену и дочь, а лесник — тещу и жену, и оба зашагали вместе навстречу вражеской пушке, которая, казалось, уже заметно приблизилась к городу.

Оставшись в одиночестве, женщины встали на колени и принялись молиться за свою страну и мужчин, которых они любили.

Однако жена Пьера Майяра была лишена той душевной силы и несгибаемой воли, которую передал отважный рыбак Луизе Поммерёй благодаря своей любви к ней и личному примеру.

Растерянность молодой женщины все нарастала и стала настолько нестерпимой, что несчастная совсем потеряла голову. Использовав минуту, когда мать не могла ее видеть, дочь рыбака, не выпуская своего ребенка из рук, в полубреду устремилась в поле, в том самом направлении, куда, как она помнила, ушли двое родных ей людей.

К тому же дорогу ей, как и мужчинам, указывал грохот канонады: теперь залпы орудий ясно и отчетливо доносились с высот Монмартра и Роменвиля.

Дочь рыбака бежала через поле, не встречая никаких преград на своем пути; стремительность этого бега, равно как и мысль о том, что отцу и мужу угрожает опасность, усиливали ее отчаяние.

Миновав Венсенский лес, женщина вошла в Монтрёй вслед за нашими солдатами, противостоявшими корпусу Шварценберга, и добралась до Бельвиля в тот миг, когда пруссаки ворвались туда со всех сторон.