Папа-Будда - [2]

Я подняла эту штуку – какие-то бусы. Крупные коричневые бусины на толстой веревке. Похожие на розарий , но гораздо крупнее и без делений на десятки.

Я протянула бусы папе, и он сунул их в карман.

— Что это, пап?

— Доча, это четки, – ответил он, аккуратно перекладывая тарелки на полку.

— Розарий?

— Вроде того. Наверно, буддийский вариант.

— А я думала, ты только медитируешь. А ты еще и молитвы читаешь?

— Ну, вроде того.

Это меня сильно смутило. Он же в церковь с нами никогда не ходит, говорит, что в Бога не верит.

— Пап, а кому ты молишься?

— Никому он не молится. «Пусть победит моя лошадка при ставках пятьдесят к одному!» - вот и вся его молитва. — Мама вошла в кухню прямо в пальто. — Я к бабушке, вернусь через часок.

— Ладно, малыш.

Я вытерла миску и подала ее папе.

— А кому ты молишься?

Он посмотрел на меня как-то странно.

— Знаешь, доча, не так все просто – я и сам не очень понимаю, что происходит, но…

— Ладно, пап, я так просто спросила. Не парься.

Он улыбнулся – мой прежний папа.

— «Не парься» - ну и словечки. Ты где живешь, в Нью-Йорке, что ли?

Я кинула в него полотенцем.

— По крайней мере, я на земле живу, а не летаю где-то там, будто йог.

Я расставила руки, загудела и, как самолет, закружила по кухне.

Папа схватил меня и стал щекотать, пока я от смеха не повалилась на пол.

Когда в нашу дверь позвонили, мы с мамой только вернулись с фермерского рынка. Странная это была картина - ламы в Мэрихилле. Кришнаиты у нас появляются нередко - поют на улице, позвякивая бубенцами, и по субботам на Байерс-Роуд мимо библиотеки так просто не пройдешь – непременно к тебе пристанет какая-нибудь дама в розовом и будет внушать, что надо быть счастливым. Но теперь к нам пожаловали настоящие тибетские ламы, бритоголовые, в оранжевых одеждах. В субботу среди бела дня трое лам возникли у нас на пороге, а соседи так пялились на них, словно это были не люди, а животные о четырех ногах. Но ламы переполоха будто не замечали. Может, они просто привыкли. Или медитация так на людей влияет, что все им становится трын-трава.

Они поклонились, и стоявший посередине сказал:

— Здравствуйте. Здесь живет Джимми Маккенна?

Он говорил без ошибок, но акцент был незнакомый.

— Папы нет дома.

Человечек, улыбаясь, покивал головой.

— Он скоро придет, — объяснила я. — В магазин вышел.

Они и не думали уходить.

— Мы его подождем, — сказал средний.

— Тогда, может, зайдете в дом?

— Спасибо.

Они прошли за мной в гостиную.

— Присаживайтесь, — сказала я, указав на диван.

Мама была на кухне.

— Мама, там к папе пришли трое лам. Я им велела подождать в гостиной.

— Ламы? — Она чуть не уронила тарелку.

— Да, ламы – ну, как священники, только буддийские.

— Мы же тебе говорили не вступать в беседы с незнакомыми.

— Но ты сама учила, что надо быть гостеприимной. И это папины друзья.

— Где его носит… — Она выглянула в окно, потом опять обратилась ко мне. — Пойди, предложи им чаю.

Ламы сидели в гостиной на полу, скрестив ноги, закрыв глаза. Их предводитель открыл глаза и улыбнулся.

— Мама спрашивает, будете ли вы чай.

— Вы очень добры. Спасибо.

Стало слышно, как открылась входная дверь.

— Пап, иди сюда, — позвала я.

— Что случилось, доча? Ой…

Увидев лам, он вдруг изменился в лице – просиял, будто внутри у него лампочка зажглась. Затем опустился на колени и трижды поклонился каждому ламе по очереди. Что он говорил при этом, я не очень поняла – кажется, «Сэмми ринпоче», «Хэмми ринпоче» и «Элли ринпоче». Чудно. Сэмми, Хэмми, Элли - с такими именами только за сборную Шотландии играть. Потом я узнала, что «ринпоче» значит «святой», и это обращение такое, вроде как «отец» - обращение к священнику.

— Пойду, папуль, приготовлю чай, — сказала я и ушла.

Когда я вернулась, они о чем-то увлеченно беседовали. Папа меня даже не заметил, пока я не поставила поднос на столик прямо возле него.

— Энн Мари, спасибо. Послушай, доча, что творится! Не поверишь - они нашли нового ламу.

— Да ну! — Я понятия не имела, о чем шла речь.

— То есть преемника главного Ринпоче! Они его всему научат, когда Ринпоче уйдет в лучший мир.

— А, здорово.

— Его нашли в Кармунноке.

— Как это, Джимми - в Кармунноке?

В дверях появилась мама. Она стояла, скрестив руки, и голос у нее был такой чеканный, словно она училась на оратора. Она так общается с папой нечасто, и этот тон, как правило, действует на него безотказно. Но теперь он даже не заметил маминого ехидства.

— Да, малыш. Поразительно, правда?

— Да ну! Это ж просто невероятно.

— Они хотят, - продолжал папа, - чтобы я с ними поехал. Надо поговорить с его родными, сообщить им новость. Объяснить, что его заберут в ученье, когда он чуть подрастет. Научат песнопениям разным, молитвам. Ну, они хотят, чтобы кто-нибудь местный им все это объяснил.

— Джимми, вернись на землю с луны.

Опешив, папа взглянул на нее.

— Слушай, медитировать – изволь, я не против, и ламы твои, может, люди очень хорошие…

Она улыбнулась трем человечкам, и те просияли в ответ. Потом повернулась к папе – улыбка с лица исчезла.

— … Но если ты думаешь, что я буду молча смотреть, как шутом себя выставляешь – ты глубоко ошибаешься.

— Но, малыш…

— Джимми, опомнись, я тебя умоляю. Что люди-то подумают, когда ты явишься к ним в Кармуннок и сообщишь, что их мальчик - это новый Далай Лама? Скажи спасибо, если они только в полицию позвонят! А могут и бока намять.