Пантера Людвига Опенгейма - [14]

Огастион Баратран умолк, точно решал: быть ему до конца откровенным с учениками или промолчать.

– Противники Великих Брахманов, обвинявшие жрецов в гордыне, так же передавали из поколения в поколение легенду о рождении Огня, – уже иным тоном проговорил старик. – Однажды Некто, гордый и свободный, презревший власть Творца, пришел на землю и сделал дерзкий подарок маленькому народу, живущему на Горе Дракона. Он подарил им невиданный ранее Огонь, в пламени которого заключалась великая сила и власть. Сила, способная превратить вас в непобедимого война, и власть, покоряющая умы и сердца людей. В руках мудрого и достойного эта власть была скромным подарком. В руках тщеславного гордеца – угрозой каждому. В руках человека с черным сердцем – чудовищной, разрушительной силой. Та легенда гласила, что Некто, покидая этот мир, открыл своим ученикам будущее. Он вернется – вернется на землю для великой славы, чтобы снова взять Огонь, подаренный им, и покорить мир!

Старик поднялся со стула.

– Как бы там ни было, через несколько минут, если кто и надумал сбежать от меня, подозревая, что я сумасшедший, этого сделать уже не сможет.

Огастион Баратран подошел к дальнему углу залы, потянул за длинный шелковый шнур, и первый отрез материала стал закрывать осеннее небо. То же самое Баратран проделал и с другой половиной стеклянной крыши.

Через пять минут трое молодых людей оказались в кромешной темноте.

Маленькая лампочка на стене вспыхнула мягким и ровным светом, но он был скорее символичным. Привыкнув к полутьме, Давид увидел старика, стоявшего в середине залы. Прошло минут пять, когда одна рука его плавно отделилась от тела, затем вторая, тело изогнулось, в игру вступили ноги. И скоро уже Давид был целиком во власти странного, ранее никогда не виданного им танца…

5

Он наблюдал, как в темноте, наполнившей собой огромное пространство, шагах в двадцати от него из фосфорических светящихся комков рождается фигура белоснежного барса. Зверь танцевал. Он отталкивался от земли, которой не было видно, на широких лапах поднимался в воздух, парил там, словно для него не существовало закона тяготения, и так же медленно опускался обратно. Иногда барс переворачивался в воздухе, но приземлялся всегда на свои мощные серебристые лапы. Все, что хотелось Давиду в эти минуты, поймать взгляд животного. И наконец это случилось – взгляд барса коснулся его глаз. Скоро это повторилось вновь. И еще раз. Давид чувствовал, что животное теперь все время смотрит на него. Но выражение глаз животного изменилось, и не только выражение, но и сами глаза. Они, ледяные, немигающие, изучали Давида почти с человеческим интересом. И тут Давид догадался, что это и есть глаза человека! И тогда он понял – нужно бежать. Бежать куда угодно, без оглядки, лишь бы не видеть этих ледяных, желтых, пристально глядящих на него глаз. Но тут же осознал, почему не сделал этого раньше – за ним была стена! Давид похолодел. Ноги его подгибались, тем не менее он стал медленно красться вдоль этой стены. Но сколько ни двигался, осторожно, стараясь не выдать своего бегства, животное оставалось от него на том же расстоянии. Новая догадка поразила его: он был в замкнутом пространстве – в круге! А в человечьих глазах животного уже читалось любопытство – злое, жестокое любопытство! И вдруг серебристая шкура барса словно погасла – стала пепельной. А глаза животного горели тем ярче, чем темнее становилась его шкура, и главное – по-прежнему смотрели на Давида. Тело барса превратилось уже в одну серую тень. Давид стоял, не двигаясь, упираясь в стену руками. И тут он увидел, что животное приближается к нему и что это уже не животное, а одни светящиеся глаза, потому что шерсть из серебристой и пепельной давно превратилась в черную, как смоль. Но где-то в этом душном пространстве, вместе с холодными желтыми глазами, на него двигалось, выгибая спину, вытягивая морду вперед, мускулистое тело животного. Оно медленно шло к нему… И тогда Давид закричал – отчаянно и страшно… А глаза животного с черными зернышками зрачков уже стояли рядом и в упор смотрели на него…

Давид очнулся, сидя в постели. Лунный свет, падавший из окна, заливал мутным серебром гостиничный номер. Давид вспомнил белоснежного барса, танцующего в темной зале, в доме на бульваре Семи экипажей. Серебристую шкуру. Барс сложился из светящихся комочков воздуха, стал реальным. И казался ручным. Старик, точно дрессировщик, управлял им. Давид вспомнил весь танец животного, рожденного из неведомого ему огня, от начала до конца. Но как странно изменился в его ночном кошмаре танец великолепного серебристого животного! И откуда взялся этот монстр, только что в упор смотревший на него?

Давид повалился назад, головой в подушку, и еще долго глядел в потолок. Сможет ли он забыть о том, что видел в особняке Огастиона Баратрана? Об этом чуде? Сможет ли забыть свой страх и безграничный восторг? Захочет ли?..

6

Вечером следующего дня Давид забрел на Ночной бульвар, сияющий от огней, что переливались на мокрых мостовых. По нему катили, теснясь, экипажи и гуляли сотни наряженных людей. Здесь пахло духами и табаком, тут искали удовольствий. Конечно, по Ночному бульвару веселее было слоняться с туго набитым кошельком, а не с теми крохами, что оставались у молодого бродяги на черные времена, но здешняя жизнь не могла оставить равнодушным даже рассудительного бедняка!