Панорама времен - [4]

Воспоминание об этом вновь неприятно кольнуло его, когда он увидел приближающегося Петерсона. Прошло столько лет, и Ренфрю, конечно, забыл лица тех снобов, да, вероятно, Петерсон и не походил на них, но был столь же элегантен и прямо-таки излучал надменную самоуверенность. Кроме того, Ренфрю обратил внимание на осанку и костюм Петерсона, а он очень не любил замечать за собой такое. Высокий, худощавый и темноволосый Петерсон издали казался молодым, атлетически сложенным денди с легкой походкой теннисиста или игрока в поло, а может быть, копьеметателя, в отличие от Ренфрю, который в юности играл в регби. Когда он приблизился, стало заметно, что Петерсону уже за сорок. Несомненно, он привык командовать. Его, пожалуй, даже можно было бы назвать красивым. Хотя его лицо не выражало презрения к окружающим, Ренфрю с горечью подумал, что Петерсон научился скрывать свой сробизм только с возрастом. “Джон, соберись, — одернул себя Ренфрю. — Не он ведь специалист, а ты. И, пожалуйста, улыбайся”.

— Доброе утро, доктор Ренфрю. — Ровный, спокойный голос, как и можно было ожидать.

— Доброе утро, мистер Петерсон, — пробормотал Ренфрю, протягивая большую тяжелую руку. — Рад вас видеть. — “Ч-черт, зачем он так сказал?” Фраза напомнила ему отца, ведь сейчас он поздоровался почти так же, как отец когда-то: “Я оч-чень рад видеть тебя, паренек”. Наверное, это уже паранойя. Выражение лица Петерсона говорило только об одном: он — ревностный служака.

— Это и есть тот самый эксперимент? — Петерсон обвел взглядом лабораторию.

— Может быть, вы хотите сначала осмотреть установку?

— Да, пожалуй.

Они прошли мимо нескольких серых ящиков явно английского производства, а затем взгляд Петерсона привлекла яркая раскраска шкафчиков и ящичков “Тектоникса”, “Физике Интернэшнл” и других американских фирм. Эти ярко-красные и желтые блоки приобретались на те скромные “вливания”, которые выделял Совет. Ренфрю подвел Петерсона к сложной решетчатой конструкции, размещенной между полюсами большого магнита.

— Это — установка для получения сверхпроводимости. Чтобы добиться тонкой, четко выраженной линии при передаче, нужно поле большой напряженности.

Петерсон внимательно рассматривал всю эту мешанину проводников и измерительных приборов. Над ними в несколько рядов громоздились ящики с электронным оборудованием. Он указал на какой-то предмет и попросил объяснить его назначение.

— Я и не думал, что вам интересна техническая сторона эксперимента.

— Попробуйте все-таки объяснить.

— Хорошо. Здесь установлен образец антимонида индия, видите? — Ренфрю показал на коробочку, помещенную между полюсами магнита. — Мы бомбардируем его ионами высокой энергии. Когда ионы ударяют антимонид индия, последний эмитирует тахионы. Это сложная, очень высокочувствительная ионно-ядерная реакция. — Он взглянул на Петерсона. — Тахионы — это частицы, которые, знаете ли, перемещаются со скоростью, большей скорости света. Вон на той стороне установки, — Ренфрю подвел Петерсона к длинному голубому цилиндру, который выступал метров на десять за пределы магнита, — мы фокусируем тахионы в луч. Они обладают определенной энергией и спином, а потому резонируют только с ядрами индия в сильном магнитном поле.

— А если они наталкиваются по пути на что-нибудь?

— Вот в том-то и дело, — подчеркивая каждое слово, выговорил Ренфрю. — Для того чтобы в процессе соударения тахионы потеряли часть своей энергии, они должны столкнуться с ядром, обладающим совершенно определенным количеством энергии и столь же определенным спином. Через обычные вещества они не проходят. Именно поэтому мы можем посылать их на расстояния, измеряемые световыми годами, не опасаясь того, что они по пути рассеются.

Петерсон молчал, хмурился, сосредоточенно разглядывая оборудование.

— Но в том случае, когда наши тахионы соударяются с ядром индия в определенном состоянии — что случается в природе не так уж часто, — тахион поглощается этим ядром. В результате изменяется спин ядра индия и его можно рассматривать как маленькую стрелку, в которую ударили сбоку. Если все эти стрелки располагались до удара в одном направлении, то после соударения с тахионами они будут направлены в разные стороны. Это может быть отмечено приборами, и тогда…

— Я все понимаю, — прервал его Петерсон с оттенком пренебрежения в голосе.

Ренфрю подумал, а не перестарался ли он, пытаясь популярно объяснять на примере стрелок. Будет ужасно, если Петерсон решит, что Ренфрю общался с ним свысока, а ведь так оно и было.

— Мне кажется, речь идет об индии, который находится у кого-то еще?

У Ренфрю перехватило дыхание. Начиналась самая щекотливая часть разговора.

— Да, речь идет об эксперименте, который происходил в 1963 году, — медленно вымолвил он.

— Я прочел предварительный доклад, — сухо заметил Петерсон. — Такие сообщения часто оказываются поспешными, но в этом я разобрался. Специалисты утверждают, что в вашем предложении имеется рациональное зерно, однако в некоторые вещи мне все-таки трудно поверить. Это касается изменения прошлого…

— Вот придет Маркхем, он вам все доходчиво объяснит.