Панорама времен - [15]

— А эта ваша работа с Джоном по передаче сообщений в прошлое, она действительно захватывает? Это ведь настоящий прорыв в науке и в жизни.

Лицо Грэга озарилось улыбкой:

— Да, у нас снова есть шанс. Это актуально, и никто, кроме меня, этой темой не занимается. Если бы не закрылось так много факультетов прикладной математики и теоретической физики, сейчас бы вокруг крутилось множество молодых талантливых парней.

Марджори шагнула в прохладу влажной зелени, которая заполонила собой садик.

— Я бы хотела спросить у того, кто знает, — сказала она, и голос выдал ее неуверенность, — что собой представляет этот тахион, с которым разбирается Джон? Он старается объяснить, но мне трудно понять, у меня гуманитарное образование.

Грэг, сцепив руки за спиной, внимательно вглядывался в темнеющее небо. Марджори отметила, что он вдруг стал задумчивым, будто отгадывал какую-то мучившую его загадку. Он продолжал смотреть куда-то вдаль, словно не замечая затянувшегося молчания. В небе, мигая зелеными хвостовыми сигналами, описывал дугу самолет. У Марджори возникло странное чувство непонятной вины.

— Я думаю, труднее всего понять, — заговорил Грэг так, будто мысленно написал статью и сейчас зачитывает ее, — какое отношение ко времени имеют частицы, летящие быстрее движения света.

— Да, в этом-то все и дело. Джон сразу перескакивает на вопросы приема и фокусирования.

— Эта близорукость человека, который должен заставить чертову игрушку работать, вполне понятна. Ну хорошо. Вы, конечно, помните, что доказал Эйнштейн столетие назад: скорость света — это предел скорости?

— Да.

— Ну, не очень популярное объяснение его теории относительности таково, — здесь он приподнял брови, как бы показывая свое пренебрежительное отношение к следующей цитате, — что “все относительно”. Конечно, в этом утверждении нет смысла. Ближе к истине утверждение, что во Вселенной нет привилегированного наблюдателя.

— Даже физики не привилегированны? Грэг улыбнулся этой подковырке:

— В первую очередь физики. Поскольку мы знаем суть происходящего. Как доказал Эйнштейн, два наблюдателя, перемещаясь относительно друг друга, не могут согласиться с тем, что два события происходят одновременно. Это потому, что свет обладает конечной скоростью и ему требуется совершенно конкретное значение времени, чтобы пройти от места события до наблюдателя, и это время окажется разным для каждого из них. Я могу с помощью простейшей математики…

— О, пожалуйста, не нужно, — засмеялась Марджори.

— Согласен. В конце концов, у нас вечеринка. Дело в том, что ваш муж охотится здесь за большой рыбой. Его эксперимент с тахионами способствует дальнейшему развитию теории Эйнштейна. Открытие частицы, движущейся быстрее света, приводит к тому, что оба наблюдателя не смогут прийти к общему мнению, какое из двух событий произошло раньше. Иными словами, становится неопределенным само понятие времени.

— Но, конечно, трудности возникают только с применением направленных пучков тахионов.

— Нет, здесь вы абсолютно не правы. Речь идет о фундаментальной проблеме. Видите ли, “световой барьер”, как называют проблему скорости света, удерживает нас во Вселенной, где существует упорядоченное понятие одновременности. Однако в этом случае мы можем по крайней мере сказать, в каком направлении движется время. А вот при появлении этих частиц нельзя сделать даже этого утверждения.

— И все из-за использования этих частиц? — спросила Марджори с сомнением в голосе.

— Да. Они редко встречаются в природе, как нам кажется, и потому до сего времени мы не могли наблюдать эффект их действия. Но теперь…

— А не лучше ли построить космический корабль с применением тахионов и отправиться к звездам?

— Ни в коем случае, — энергично замотал головой Грэг. — Все, что ваш муж может сделать, — это создать потоки частиц, а не твердое тело. Как вы собираетесь попасть на корабль, который движется мимо вас со скоростью, большей скорости света? Идеалистическая чепуха. Нет, главное здесь — возможность передавать сигналы. Это будет совершенно новая область физики. А я.., счастлив, что могу в этом участвовать.

Марджори инстинктивно похлопала Грэга по руке. Его последняя фраза наполнила ее тихой радостью. Приятно видеть человека, который занимается непосредственно делом, не касающимся его самого, — это такая редкость в последнее время. Джон, конечно, и сам такой же отрешенный, но с ним все воспринималось по-другому. Его эмоции относились только к его машинам, да еще ко всей Вселенной, которая не хочет раскрывать свои секреты. Возможно, в этом и состояла разница между осмысливанием экспериментов, как это делал Грэг, и их осуществлением. Наверное, труднее думать о красоте математических выкладок, когда твои руки в машинном масле.

Подошел Джеймс.

— Грэг, вы что-нибудь знаете о политических настроениях в Вашингтоне? Я вот думал…

Марджори почувствовала, что контакт между нею и Грэгом потерян, и отошла в сторону, посматривая на гостей. Грэг и Джеймс пустились рассуждать о политике. Они быстро справились с проблемой непрерывных забастовок, решив, что главным виновником является Совет профсоюзов. Джеймс спросил, когда американское правительство намерено снова открыть фондовую биржу. Джон довольно неуклюже крутился среди гостей. “Странно, что человек может чувствовать себя неловко в собственном доме”, — подумала Марджори. То, как он наморщил лоб, говорило ей, что он не уверен, следует ли ему присоединиться к этим двум собеседникам. Он ничего не понимал в фондовой бирже и презирал ее как разновидность азартной игры. Она вздохнула, втайне пожалев его.