Паноптикус - [35]

Глава 13

Владислав попытался открыть глаза, это оказалось чертовски трудно, только с третьей попытки в конце тоннеля забрезжило что-то похожее на свет. Он, наконец, обрёл зрение. Не сразу, но постепенно оно к нему вернулось и тут же, словно ухватив за хвост шустрое сознание, мозг начал задавать вопросы: что со мной, где я, как я здесь оказался? Мозг сыпал вопросами, как из рога изобилия. Людцов тяжело покрутил головой чтобы оглядеться. Это помогло мало: вокруг было темно и сыро, совсем как в подвале; он слышал как однообразно капала вода. Правая рука оказалась рабочей, кибернетик с трудом её поднял и потрогал себя за лицо. Он трогал себя за лицо, словно постороннего, совсем чужого человека: слава Богу, дыхательная маска была на месте. Привыкнув к темноте, он ещё раз огляделся.

Больше всего это походило на пещеру. В дальнем конце её ровный полумрак, нарушал сгусток подвижного мрака: чёрное не сером. Сгусток мрака лоснился жирным блеском; он, то терял, то вновь обретал полузнакомые черты. Что-то постепенно выплывало из памяти, оно возникало из гнойной мути сознания, точно громадина линейного корабля. Превозмогая смертельную тяжесть, Людцов пошевелил грубым обломком языка; раздалось что-то вроде горького мычания. И тут же, привлечённая звуком голоса, перед глаза кибернетика явилась голова ксеноморфа. Она возникла странно видоизменённой, как будто была деформированна увеличительной линзой, неимоверно выпуклая и объёмная — Ева Браун? Кто-кто? И Людцов вдруг всё вспомнил, всё вплоть до мельчайших подробностей. Ему стало душно, в горле что-то непроизвольно забулькало. Ксеноморф принялся внимательно обнюхивать человека, с его морды стекали тонкие ручейки слюны. Слюновыделение откровенно выказывало намеренье твари. Неужели существо желало вкусить человечины, отведать его, Людцова, нежную ложноаристократическую мякоть. Стоп, что за чепуха, это ведь Ева его обнюхивала, это она, дорогуша, тыкалась твёрдым округлым куполом головы ему в живот. Значит всё обошлось таки. Слава Богу, Ева уцелела — жива живёхонька. И Людцов снова потерял сознание, с лёгким сердцем провалился в яму беспамятства.

* * *

Профессор Шариев взобрался на дерево. Это была не сосна и Кирилл Антонович удобно примостился на развилке толстой ветки, болтая тоненькими детскими ножками. Внизу под деревом, извиваясь, ходил Владислав Людцов. Он ходил, извиваясь, под деревом, словно по аудитории учебного заведения и разговаривал лукавым голосом, скорее всего, читал лекцию. Никого из студентов рядом не было, только взобравшийся на дерево профессор. Кирилл Антонович оказался единственным студентом — толстым и весёленьким; он срывал с веток разовые, розовые плоды и бросался ими Людцову в голову. Кибернетик умело бодал головой, успевая уворачиваться и одновременно ведя требовательное занятие.

— Я давно заметил, что кибернетика — это не моё, — хитровато преподавал Людцов. — Я люблю там: секс, разные женские отверстия, гроты нимф, запах промежности, но никак не кибернетику, ку-ку. Хотя, надо признаться, что между кибернетикой и проституцией есть много общего. И та и другая возникли в древнем Египте, примерно во времена то ли четырнадцатой, то ли пятнадцатой династии, особенно последняя. Я не верю, что к этому приложили руку шумеры, посмотрите только на их руки — термодинамические, обоюдоострые — это же чёрт его знает что, а не руки, если они что и приложили, то скорее всего это были окаменевшие фаллосы Междуречья с красиво обрезанный крайней плотью, а никак не руки. Соблюдая закон сохранения энергии, разве ими подрочишь. Шумеры были слишком коренастыми и слишком горбоносыми, а кибернетика не любит толстобрюхих, у неё для этого слишком хороший вкус, вот и получается, что они оказались один на один с промежностями жриц и, по последним данным науки, промежности жриц имели не только вес, но и значительный перевес, отсюда, кстати сказать, археология и пошла. То же самое относиться, простите, и к проституции.

Кирилл Антонович смешил тактику, щекоча её под мышкой. Потом, он эту тактику сменил; сменённая тактика лежала под деревом и еле дышала. Так вот, Кирилл Антонович сменил не только тактику, но и стратегию (надо признаться, тоже смешливую): у него закончились голенькие разовые плоды и он начал бросать в лектора всем что подворачивалось под руку. А под руку, как на зло, подворачивалась всякая дрянь. Это были атомы кислорода, мысли досократиков, легионы Помпея, близлежащие, болезненные планетки и целые завалявшиеся солнечные системы, которые он извлекал за орбиты из окружающей среды — хорошие штучки. Но всё равно: где же вы прекрасные розовые плоды, голожопенькие и тихие, что летели в голову кибернетика, словно упитанные бомбочки. Нет их, нетушки, тю-тю. И Кирилл Антонович, кипя злобой и веселием, начинал швыряться своими потрохами — ха-ха, тоже обнажёнными и далёкими от практики. Он вытягивал из брюха какую-то невразумительную, теоретическую кишку и раскручивая её, словно змеюку, бросался в Людцова, стараясь угодить кибернетику прямо в мозг, чтобы повредить ему там мышление в целом и все мыслишки в частности. Владислав умело маневрировал своим мозгом, двигая им то влево, то вправо, то давая полный назад и таким образом избегая столкновения с баллистической требухой Шариева.