Панночка - [13]

Шрифт
Интервал

Философ. Ой!

Спирид. А вот тебе еще! И если ты настоящий козак, а не сосуля плаксивая, то иди бороться и посмотрим, кто кого повалит. (Хлопает Философа, тот ойкает.) Давай, давай, грейся. Философ, чуешь, как моя кровь горит и в кулаки отдает? (Хлопает Философа.) Иди, иди, на хороший мужской бой. Философ, потому что нет горячей козацкой жаркой силы и нет щедрее ее, друг Хома, на, бери, грейся. (Огрел Философа, тот закачался.)

Дорош. Ставлю эту чарку, что Философ тебя повалит, Спирид!

Спирид. Когда эта сосуля могла повалить козака? (Теребит и хлопает Философа, который слабо ойкает.) Нет, она может только ойкать, эта слабая сосуля, а повалить козака она не может, нет!


Философ хлопает Спирида, тот падает. Дорош выпивает свою чарку.


Дорош. А хорошо Философ тебя повалил, Спирид!

Спирид. Он меня неправильно повалил! И ты проспорил чарку!

Дорош. Нет, Спирид! Я видел, как ты хлопнулся, и за это я и выпил!

Спирид. А я говорю, что он меня неправильно повалил, потому что я в тот миг не заметил, как он меня хлопнул! И это не считается!

Хвеська. Тьфу!

Спирид. Нет, надо бороться по-честному, а не хлопать, когда человек мирно стоит рядом и ни о чем не догадывается! А ну. Философ, давай снова бороться!

Философ. А что ж, пожалуй, давай. Только повалил я тебя правильно. (Борются.)

Хвеська. Тьфу! Такую подняли пыль, что до вечера теперь не уляжется. И что за народ эти мужчины! Ведь и нравится же им ломать друг другу руки и ноги и еще валяться в пыли, будто это не люди, а кабаны!

Дорош. Что ты можешь понимать, баба! А ну, поддай ему, Спирид! Эй, Философ, это ж пузо Спирида, это место ты ни за что не пробьешь, потому что оно нечувствительно к кулакам. Ага, ага, Спирид, если ты отвертишь голову Философу, то и не будет уже ученого человека! Вот это славная битва! Вот это видные мужчины меряют свою силу!

Хвеська. Сил-то сколько, сил! Боже ж мои, сколько могучих сил, и все это в игру вбивают! А хозяйство стоит и стоит неухоженное, а эти здоровенные силы валяются в пыли и гогочут! Тьфу! Срам! Стыдно глядеть на такое!


Входит Явтух. Борющиеся поднялись.


Философ. Уф, ну и увесистый же кабан ты, брат Спирид! Однако я тебя повалил.

Спирид. Нет, брат Хома, ты хоть телом и посуше, и увилистей, а все ж таки повалил тебя я. Это каждый скажет.

Философ. Что ж тут такого говорить, если я сам сидел на твоем пузе, а Дорош это видел!

Дорош. Видел!

Спирид. А что ж, что сидел! Сидел ты совсем недолго, потому что я тебя скинул и придавил.

Дорош. Придавил.

Философ(потирая шею). Однако ты крепкий мужчина, Спирид. Это да.

Спирид. А что ж, и ты ведь ловкий мужчина, Хома. Это видно.

Дорош. А хорошо вы, ребята, боролись. Жаль, Явтух, что не видел ты, как они боролись. Я тебе говорю, что такой борьбы ты давно не видел. А что. Философ, сможешь ты побороть самого Явтуха?

Философ(оглядывает Явтуха). Что ж… Явтух еще толще, чем Спирид. Пожалуй, что мне его не охватить. Но если подойти с хитростию, то пожалуй, что и можно изловчиться. (Обходит вокруг Явтуха.) Однако такого увесистого мужчину я бы не решился побороть, здесь нужен соразмерный человек, например, богослов Халява, или уж, на худой конец, другой, тоже богослов. Копыта… Эти люди сами размеров ужасных, эх, славная вышла бы борьба, если б всех этих мужчин столкнуть в одну кучу!

Явтух. А что, есть ли еще горилка?

Дорош(разливает горилку). Выпьем, ребята, потому что хорошая была драка, мужская была драка!


Все пьют.


Философ. А что, ребята, а хорошо на свете жить!

Дорош. Ты хорошо говоришь, Философ!

Философ. Нет, вот что я вам скажу, ребята! Хоть я и сирота, а жить и мне нравится.

Дорош. Что ж, сирота ведь тоже от отца с матерью, так что ты правильно говоришь, Философ.

Философ. А ведь и птичка та же сирота, потому что не помнит отца с матерью, однако ж не унывает птичка-то? И скачет себе!


Хвеська заплакала.


Зачем ты плачешь, женщина? Птичка и та не плачет.

Хвеська. Нет, я не плачу, пан Философ, а только так вы говорите, что даже о самой никчемной птичке хочется плакать. (Плачет.)

Философ. А что, Спирид, что ты так странно глядишь на меня?

Дорош. Да. Скажи нам слово, Спирид! Раз уж пошла такая гулянка, скажи и ты слово! А потом скажет Явтух.

Спирид(пристально Философу). Сам не пойму, что со мной, друг Хома. Неможется как-то мне. Будто вытянул кто-то силу из моих жил, и грустно стало на сердце и тяжело.

Философ. Что ж, Спирид, когда ты огрел меня, то и дух вновь вернулся в мое тело.

Спирид(отвернулся от Философа). Так ведь вот же… оно и есть… как будто силы ушли от меня после нашей битвы с тобой. Философ. (Качается.) Томно мне, томно, будто бы кровь вытекает из жил…

Философ. А что же, а мне так напротив… опять весело стало и силы возродились.


Все отступают от Философа.


Что вы, ребята?

Спирид. Томно мне, братцы, ушло от меня, пока мы барахтались: как в черную яму ушло… будто вытянул кто-то жадными устами из жил.

Философ. Что ты говоришь такое, брат Спирид? Не можно говорить такое на крещеного человека.

Спирид. Я и не говорю, брат Хома. Я ж и сам разогреть тебя хотел, когда мы боролись, потому что одна плоть может своей силой поделиться, если другая плоть обмерзла… да только видишь, как ненасытен ты стал, брат Хома, что качает меня, видишь, как качает.


Еще от автора Нина Николаевна Садур
Чудесные знаки

В 1987 году вышла первая книга Нины Садур — сборник пьес «Чудная баба», и сразу началась ее известность как драматурга, к которой вскоре присоединилась и популярность прозаика. Ее прозу сравнивают с осколками странного зеркала, отражающего жизнь не прямо, а с превращениями, так, что в любой маленькой истории видится и угадывается очень многое. Это проза пограничных состояний и странных героинь, появляющихся, как кажется поначалу, ниоткуда — то ли из сна, то ли из бреда. На самом деле бредова, по сути, сама наша жизнь, а героини с этим бредом сражаются — в одиночку, без малейшей надежды на понимание: подлинностью чувств, умением увидеть даже в самой безнадежной реальности «чудесные знаки спасенья».


Сила волос

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ехай

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Группа товарищей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Замерзли

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Иголка любви

Прозу Нины Садур часто сравнивают с осколками зеркала, отражающего жизнь не прямо, а с превращениями, так, что в любой маленькой истории видится и угадывается очень многое. Это проза пограничных состояний и странных героинь, которые драматически не совпадают с «обычной жизнью», а зачастую сражаются с ней — в одиночку, без надежды на понимание. Щитом, чтобы заслониться от пошлости и цинизма, природа их не снабдила, а вместо шпаги дала в руки лишь «иголку любви» — подлинное и искреннее чувство.В новую книгу Нины Садур вошли роман «Немец», повести «Детки в клетке» и «Юг», рассказ «Иголка любви».