Пан Сатирус в космосе - [43]

— Не называйте нас народом, — возразил Пан. — Мы обезьяны.

— Очень интересно, — сказал куратор. — Хотелось бы знать, насколько изменения, происшедшие в вас, помогли вам избежать перемен, которые происходят со всеми шимпанзе в вашем возрасте. Очевидно, вы их не избежали. Вы становитесь воинственным.

— Нетерпимым к содержанию в неволе, — поправил Пан.

— Пусть будет по-вашему, — согласился куратор. — Я собирался предложить вам место главного служителя приматов.

— А почему не свой пост?

Куратор вздохнул.

— У вас нет ученых степеней, мой друг. Однако наша беседа слишком затянулась, мы заставляем себя ждать. Я хочу познакомить вас с работниками общества. Многих из них вы, вероятно, вспомните.

— Сначала познакомьтесь с моими друзьями — Гориллой Бейтсом и Счастливчиком Бронстейном, — сказал Пан. — И доктором Бедояном.

Куратор пожал руки морякам, улыбнулся врачу и обнял его.

— Ну а потом, Пан, — сказал он, — вы проведете с нами совещание?

— О, да. Но прежде окажите мне услугу. Я хотел бы побыть немного в обезьяннике один. Чтобы подумать о своей матери.

— Что вы замышляете? — спросил куратор.

— Счастливчик и Горилла могут остаться со мной, — сказал Пан. — И постоянные обитатели, разумеется.

Куратор посмотрел сначала на обоих моряков, потом на Пана.

— Пан, здесь пахнет какой-то хитростью. Но предупреждаю вас, это все… прошу прощенья за вульгарность… мартышкин труд.

— Я собираюсь поступить к вам на работу, — сказал Пан. Это солиднее, чем быть телевизионным актером.

— Если с вами произойдет то же, что со всеми самцами шимпанзе, вступающими в пору зрелости, эту должность мы вам предоставить не сможем. Но если мы исполним ваше желание, совещание состоится?

— Я уважаю вашу прямоту, — сказал Пан. — В сущности, для человека вы всегда были неплохим малым. Бывало, приносили мне яблоки и игрушки, когда я был маленьким. Ну, тащите сюда ваших чванливых болванов.

Куратор вздохнул и взглянул на доктора Бедояна; тот пожал плечами.

Церемония началась.

Когда она окончилась, все оставили Пана, Гориллу и Счастливчика в обезьяннике и ушли. Куратор вышел последним; у него был очень невеселый вид, когда он, закрывая за собой дверь, оглянулся на Пана.

Пан остановился у клетки, в которой он появился на свет, и стал рассматривать новую бронзовую дощечку: «Здесь родился Пан Сатирус, первый шимпанзе, овладевший человеческой речью, и тринадцатый из своего вида, слетавший в космос».

— Пан Сатирус, — сказал он и взглянул на другую табличку с надписью: «ШИМПАНЗЕ, Пан сатирус, обитает в Экваториальной Африке». Тут же висело условное обозначение самки шимпанзе.

Пан взглянул на клетку. Самке было четыре года, она уже достигла брачного возраста. И была явно настроена похотливо.

— Ты был в море долго, очень долго, — мягко сказал Горилла.

— О, господи, — вырвалось у Пана. Он не привык сквернословить.

Обезьяна что-то бормотала, колотя костяшками пальцев о пол клетки.

— Ты разбираешь, что она там сигналит? — спросил Горилла.

— Это не требует разъяснении, — ответил Пан.

— Тоже верно. — Горилла хихикнул. — Как на Сэнд-стрит, когда флот возвращается из плаванья… Сэнд-стрит в этом городе, а?

— Да, — сказал Счастливчик. — Это в Нью-Йорке, в Бруклине. Я там родился. Только там никакой бронзовой доски не повесили. — Он посмотрел на самку шимпанзе, а потом на своего друга Пана. — У меня под форменкой есть отвертка. И нет такого замка, которого бы я ею не открыл. Только так можно добывать выпивку на корабле, — добавил он. — Аптечный спирт. И тот, что для компасов.

— Наверно, я мог бы сорвать замок, — сказал Пан. — Изнутри его не достать, а снаружи — пожалуйста. Наверно, я первый шимпанзе, оказавшийся в обезьяннике в роли посетителя. Если только я шимпанзе.

— Когда я научился вязать морской узел, — сказал Горилла, — мне не терпелось поскорее поехать в гости в ту развалину, где я родился… Но оказалось, что с ребятами с нашего двора мне уже толковать было не о чем. Я стал моряком, а они так и остались фраерами, что околачиваются на углу.

— Дело не в том, что поговорить не с кем, — сказал Пан. — Я еще очень молод. Хутон и Йеркс утверждают, что в естественных условиях шимпанзе живут до пятидесяти лет. У меня еще все впереди.

— Послушай, Пан, — сказал Счастливчик, — если тебе не понравились флоридские девочки, не думай, что лучше их нет. Они же уцененные — от двух с половиной долларов до двух. Есть девочки и получше.

— Лучше той телевизионной актрисы?

— Я имею при себе, как говорят легавые, не только отвертку, — сказал Счастливчик. Он полез за пазуху и достал две бутылки джина и бутылку водки. — Это для резусов, но тебе сейчас это нужнее.

Пан рассмеялся, если звуки, которые он издавал, можно было назвать смехом.

— Приколоти еще одну бронзовую дощечку, — сказал он. «Пан Сатирус, который в возрасте семи с половиной лет отказался действовать на потеху публике». — Он повернулся спиной к самке шимпанзе, завизжавшей от ярости. — Джентльмены, сюда — здесь мартышки-резусы. Дайте им водки.

Их было шестнадцать, и все они сидели в одной клетке. Тут были два дедушки-резуса, четыре или пять младенцев, льнувших к спинам матерей, и множество резусов в полном расцвете сил.