Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе) - [24]

Были футболисты, знаменитые футболисты, заканчивавшие свою жизнь в ночлежках, на бирже труда, в тюрьме, в больнице.

Многие.

Были жившие тихо, скромно — мелкие чиновники, коммивояжеры, третьеразрядные тренеры, преподаватели в школах, функционеры в спортивных организациях. Большинство.

Были ставшие богачами, киноактерами, дельцами, владельцами магазинов спорттоваров, руководителями клубов. Единицы.

Почти никто из них не вспоминал своих бывших тренеров, не звонил им, не писал. Одним было стыдно за неудавшуюся жизнь, для других тренер теперь становился человеком не «их круга».

Поэтому так ценил Ренатов дружбу с Паничи, своим воспитанником, некогда известнейшим вратарем, а теперь, как ни странно, смотрителем конюшни какого-то миллионера. Миллионер зарабатывал на хлеб нефтяными, алмазными, железнодорожными и горнорудными делами, но имел хобби — скачки. Держал конюшню, владел ипподромом, выставлял на состязания своих лошадей. И когда они выигрывали, предположим, жалкий стотысячный приз, радовался больше, чем заработав десять миллионов на выгодной сделке или неуплате налогов.

— Работать стало невозможно, — жаловался Паничи, когда они сидели как-то в холостяцком домике Ренатова за скромным ужином, — все продается, все покупается. Скоро мулы будут у рысаков выигрывать, лишь бы это букмекеров устраивало.

— Ты преувеличиваешь, — вяло возражал Ренатов, он устал за день и вообще ему было наплевать па всякие там лошадиные комбинации, слава богу, футбол этому не подвержен. Тоже есть, конечно, тотализатор, но без обмана.

— О чем ты говоришь! — возмущался Паничи. — Ничего не знаешь, а говоришь. Там целая мафия, целые гангстерские синдикаты. Жокей только в седле сидит. С таким же успехом он мог бы спать дома. Первой придет лошадь, которой назначено, а не та, что сильней.

— Ну уж...

— Вот тебе и «ну уж». Ты знаешь итальянского жокея Бригенти? Да, да, тот самый, который участвовал в сорока пяти тысячах скачек и в четырех тысячах побеждал. Во многих странах, в том числе и у нас. Так вот он утверждает, что по крайней мере в шести скачках из восьми результат предрешен заранее. Между прочим, у вас в футболе дело обстоит не лучше...

— Футбол не тронь, — кипятился Ренатов, — у нас чисто! Есть тотализатор и подпольный тото. Не спорю! Но игроки-то в этом не участвуют. А у вас жокеи все продажные. Да ты знаешь, что в правилах, в контракте футболистам запрещено играть на тотализаторе, даже официальном!

— Не смеши меня, — заливался Паничи. — Запрещено! Да они все играют, если хочешь знать, все до одного!

— Ложь! — кричал Ренатов. — Никто! Я бы их своими руками задушил, ты не знаешь доктора Зана. Он бы дня не терпел футболиста, если б тот играл на тотализаторе. Ты не знаешь доктора Зана...

— Зана твоего я, может, и не знаю. А вот Фикиориса, президента «Олимпии», хорошо знал лично. Где он? Я спрашиваю тебя — где он? Не знаешь, отвечу: на кладбище. Он вот вроде твоего Зана был кристально честный, не терпел на своих ипподромах ни букмекеров, ни жучков, беспощадно гнал любого жокея, если у того рыльце в пушку. И что же? Его похитили, сначала морочили голову семье, требуя выкуп. Потом привязали к цементной глыбе и сбросили в озеро. Хорошо среди бандитов один порядочный оказался, позвонил в полицию, сообщил где искать. А скольких владельцев лошадей, наездников похищают, увечат, избивают, убивают. Лошадей и тех похищают, уколы нм делают, так что сразу на бойню надо отправлять... А ты говоришь!

Ренатов сидел задумавшись.

Черт знает что творится. Неужели и до футбола доберутся?

— Эх, дружище, — горестно качал головой Паничи, — недавно газеты писали — на официальном тотализаторе на скачках ставок делают, если считать и долларах, почти на полтора миллиарда в год! Понял? Полтора миллиарда! А в подпольном, небось, вдвое больше. На скачках. Что уж тогда говорить о футболе.

— Футбол — другое дело. Там все чисто, уже без всякой уверенности продолжал твердить Ренатов.

Они еще долго сидели за холостяцким столом, обсуждая гримасы этого безумного мира, вспоминая старые добрые времена (забывая при этом, что все было так же и в те далекие дни), заглядывая в невеселое будущее.

...В тот день, это было раз в месяц, Ренатову предстояло дело, которое он считал тоже невеселым (именно он, а были и такие, кто это дело любил). Речь шла о традиционной пресс-конференции. Подобные конференции еженедельно проводили руководители и ведущие тренеры «Рапида». На каждого приходилось примерно по одной в месяц. Сегодня как раз была очередь Ренатова.

Журналисты собирались в большой комнате главного административного здания. В этой комнате и размещался клубный музей.

За стеклянными витринами стояли хрустальные вазы, золоченые и серебряные кубки, лежали плакетки, медали, значки. На стенах висели майки прославленных футболистов прошлого, были расставлены их бутсы. Тут же находились мячи — участники особо важных, победных матчей. Стены украшали бесчисленные фотографии, изображавшие команды «Рапида» разных лет с различными трофеями в руках, сделанные на поле после очередной победы, эпизоды игр, портреты знаменитых игроков с автографами...