Памятник Дантесу - [5]

И тут напряжение лопнуло истерическим гоготом, непроизвольным и неудержимым. Визгливо хохотала культурдама со смазанным лицом, трубно ржал капитан, глюкал и хрюкал директор гимназии и раскатисто грохотал мэр, все приседали, тыкали пальцами, держались за животы, топали ногами, хлюпали, икали, стонали и падали. Детишки, разделяя общее настроение, заливисто подсмеивались и прыгали на месте. Радиожурналистка в джинсах сжимала коленки и отползала в задние ряды — с ней произошла маленькая авария. Ханыги в паузы хохота вставляли от полноты чувств народные междометия, звучавшие так любовно и уместно, что никого не шокировали.

И среди этой вакханалии судорог, колик и спазм бесчинствующих любителей отечественной словесности один только скульптор хранил каменную скорбь. Он раскачивался и утирал пот. И губы его беззвучно шептали традиционные слова, где самое приличное — «суки».

Скандал вышел страшенный. Первым опомнился фотограф: бешено защелкал камерой и удрал раньше, чем успели схватить: продавать уникальные снимки куда можно. Кара настигла папараццо вдогонку: мэр тут же проорал фотографа из газеты уволить.

Вторым привел себя в чувство этим криком сам мэр. Он продемонстрировал скульптору профессионально сложенный кулак с набитыми костяшками, пнул цветочный горшок в колено директору гимназии, кивнул капитану на памятник и хлопнул дверцей машины, отбыл прочь.

Капитан отрывисто приказал грузить бюст в луноход. Туда же втолкнули скульптора и увезли обоих государственных преступников в ментовку. Зрители сопроводили это комментариями в том духе, что наконец-то Дантеса постигнет справедливое возмездие. Это тебе не либеральный царизм, жаль что только бюст, почки отбить не удастся.

Вторым рейсом в ментовку доставили и постамент, привели вещдок в комплектное состояние. Раймилиция бросила изображать работу и сбежалась смотреть. Им в лицах пересказали событие, все долго и счастливо хохотали, а отсмеявшись взялись за скульптора. Треснули пару раз для большей вразумительности и начали снимать показания.

Скульптор побои принял с пониманием, почти поблагодарил за сдержанность, и изъявил полную готовность чистосердечно и бескорыстно помочь следствию всем, чем может.

— Вам известно, как этот бюст оказался на месте, предназначенном для Пушкина?

— Нет! Клянусь — нет! Неизвестно!

— Так. А где же Пушкин?

— Не знаю! Я сам его устанавливал! Не знаю!

— Что же он — пешком ушел? Так у него ног нет, это бюст. Или его опять в ссылку отправили? Или не понравилось ему у нас? — пошутил капитан, который вел допрос лично: ему было любопытно.

— Клянусь — ставил! Не знаю!

— Хорошо. Так и запишем. А вы вообще кого делали?

— Я делал. Я делал Пушкина. Есть свидетели. Комиссия принимала.

— Это мы проверим. А кто же сделал Дантеса? Это — Дантес? — спросил для верности капитан, не знакомый, как и большинство людей, с внешним обликом знаменитого убийцы-кавалергарда.

— Возможно, — неохотно ответил скульптор.

— Что значит — возможно? А кто ж это — маршал Жуков? Надпись соответствует? — соответствует! Ты давай не юли! Так и запишем: «Бюст, идентифицированный согласно надписи… как поручик… Жорж Дантес…» Так… Вам известно, кто его сделал?

— Известно…

— Ага. Уже хорошо. Назовите фамилию.

— Да чего там…

— Точнее.

— Я…

— Что — «я»?

— Изваял…

— Кого изваял?

— Дантеса.

— Кто?

— Я.

— Вы?!

— Я…

— Дантеса!?

— Но и Пушкина тоже!

— Зачем???!!!

— Пушкина? К юбилею.

— Дантеса!!!

— Ну, так вышло…

— Как вышло?! Тоже к юбилею?!

— Ну… получается да.

— Зачем???!!!

— Это была моя ошибка… — поник скульптор повинно.

— Что значит «ошибка»?! Как можно так ошибиться, чтобы к юбилею Пушкина сделать памятник Дантесу?! Вы что, не любите Пушкина?!

— Я люблю Пушкина! — горячо опроверг скульптор.

— Вы, может, не русский?..

— Русский, — после крошечной паузы с достоинством ответил скульптор.

— Вы вообще Пушкина от Дантеса отличить можете?!

— Вообще — да.

— Это вот кто?!

— Видимо, Дантес.

— Что значит «видимо»! А где Пушкин?!

— Наверно, у цыган.

— Каких цыган?..

— Кочующих. — Скульптор устал и озлобился.

— Где?

— По Бессарабии. Шумною толпой.

— Не понял. Что делает Пушкин у цыган?

— Шампанское пьет.

Ему было необходимо опохмелиться.

— Я за ним следить не приставлен, — сказал он. — Не жандарм, слава Богу. Вы милиция — вот вы и ищи те, где Пушкин.

Капитан применил легкую степень физического воздействия — привстал и через стол дал ему в ухо.

— Говори толком, — рявкнул он, — ты все-таки кого больше лепил — Пушкина или Дантеса?

— Больше я лепил Ленина.

— А как же вышел Дантес? Фамильное сходство?

Скульптор пожал плечами.

— М-да. Талант. Да я б тебе даже Троцкого не доверил лепить!

— Тебя об этом Троцкий сам просил? — поинтересовался скульптор и для симметрии получил в правое ухо. — И хватит руки распускать… Майк Тайсон! Ты еще ухо мне откуси! Каннибал!

— Кто каннибал? — зловеще спросил капитан.

— А кто меня хотел заставить Троцкого лепить?

— При чем тут Троцкий?..

— А при чем тут каннибал?

Капитан помолчал и спросил проницательно и мирно:

— Тебе что, опохмелиться надо?

— Ну. А то нет.

— Так бы и сказал. — Он вышел и вернулся со стаканом, где было граммов сто пятьдесят.

— А закусить?