Память - [31]

Что же касается так называемых легендарных рязанских событий 1237 года, то и летописное подтверждение им все же есть! Сравнительно недавно вышел тридцать первый том «Полного собрания русских летописей», в котором напечатан так называемый «Мазуринский летописец», где со многими подробностями излагается нашествие орды на Рязанскую землю. Когда я прочел, например, как «приидоша погании ко граду, онии с огнии, а инии с пороха», то понял, что это было не что иное, как чжурчжэньский огонь. О достоверности летописного текста говорит, в частности, и то, что Евпатий Коловрат здесь назван по имени-отечеству, чего нет в повести. Подробно рассказывается в этой летописи и о гибели посольства князя Федора, и о смерти Евпраксии вместе с младенцем Иваном Постником, родившимся, очевидно, во время великого поста, то есть весной того года.

Правда, «Мазуринский летописец» датируется XVII веком, и в основе его вроде бы разные источника – Лаврентьевская и Никоновская летописи, святцы, Четьи-Минеи, грамоты, хроники, хронографы, однако редакционная коллегия тома поясняет: «Вполне возможно, что все эти источники использованы составителем не непосредственно, а путем использования какого-то раннего источника». А великий знаток русских летописей академик М. Н. Тихомиров, изучавший в свое время «Мазуринский летописец» по оригиналу, считал, что часть сведении его, касающихся XIII века, заслуживает внимания.

Мои предки по матери и отцу происходят с Рязанщины, из-под Пронска, – они жили там с незапамятных времен, и я допускаю, что далекие их, а значит, и мои пращуры встретили там самый страшный год в истории этого края, расположенного на границе со степью. Из всех русских земель удельное Пронское княжество и его население стали первой жертвой орды перед самой зимой 1237 года.

Героически-отчаянное, но недолгое сопротивление в поле рязанских, пронских, муромских, ижеславльских дружин. И вот как пишется в той же «Повести о разорении Рязани Батыем»: лежат они «на земле пусте, на траве-ковыле, снегом и ледом померзоша, никем не брегоми, и от зверей телеса их снедаеми, и от множества птиц разтерзаеми. Все бо лежаша купно, едину чашу пиша смертную». «А татарове, – повествует В. Н. Татищев, – видевше многих своих избиенных, разсвирепенга зело, начаша всюду воевати, грады разоряя и пожигая, люд избивая и пленя с великою яростию». Это краткое обобщенное описание рязанских событий 1237 года лишено подробностей, которые сберегла народная память и тогдашняя литература.

«Великую княжну Агрипену, матерь великого князя, з снохами и с прочими княгинеми мечи иссекоша, а епископа и священнический чин огню предаша, во святой церкве пожегоша, а иней многи от оружия подоша, а во граде многих людей, и жены, и дети мечи иссекоша, и иных в реце потопиша; иереи, черноризца до останка иссекоша, и весь град пожгоша, и все узорочие нарочитое, богатство рязанское и сродник их, киевское и черниговское, поимаша, а храмы божия разориша, и во святых олтарех много крови пролияша». Горькие эти строки замалчивают то, что легко вообразить. Во время сражения воин орды под страхом немедленной смертной казни не мог хватать добычу, мародерствовать и насильничать, но после победоносного боя захваченный город на три дня поступал в полное распоряжение этих самых рядовых воинов. Уничтожив всех способных к сопротивлению, озверевшая орда не только грабила «узорочие нарочитое», она живьем сжигала десятки девушек вместе с каким-нибудь убитым нойоном, бросала детей в пламя горящих изб. Прошу прощения у читателя и за такую правду – после тысячеверстного мужского поста орда набрасывалась на женщин, девушек и девочек, которых, конечно, не хватало на всех, и мало кто без содрогания может представить себе, что происходило из-за этой нехватки на пылающих улицах городов и сел рязанских. Средневековая наша словесность с деликатностью, присущей всей русской литературе, молчит об этом, а история при описании бесчинств орды на Рязанской земле ограничилась одной краткой и строгой формулой: «много ругание творяще…»

Н. К. Гудзий, как мне помнится со студенческих лет, считал средневековую рязанскую литературу, в частности, повести о разорении Рязани ордой, по их идейно-художественной значимости выдающимся, вторым после «Слова о полку Игореве» явлением нашей старой словесности… Завидую тем, кто еще не читал рассказ-старину об Авдотье-рязаночке – впереди у них радость встречи с романтической, умной и красивой притчей, пленительным образом русской женщины-патриотки. Действие условно перенесено на туретчину. Некий царь Бахмет разорил Русь, убил всех князей и бояр, увел большой полон. И вот, проделав долгий, полный опасности путь, молодая женка Авдотья-рязаночка является к царю Бахмету выручать брата, мужа и свекра. Он предлагает ей выбрать одного из родных и за неправильный выбор пригрозил отсечением головы. Авдотья выбирает брата, потому что муж и свекор у нее еще могут быть, а брата никогда: «Не видать мне буде единыя головушки, – мне милого братца родимого, да не видать век да и по веку». Бахмет, у которого во время набега русские убили брата, заплакал, одобрил выбор и за речи разумные и слова хорошие вернул Авдотье-рязаночке весь полон, который она привела в родные места и расселила по-старому…