Памир без легенд (рассказы и повести) - [2]

Столь же унылым представал передо мною Памир и в описании Марко Поло:

"...поднимаешься, говорят, в самое высокое место в свете... Двенадцать дней едешь по той равнине, называется она Памиром; и во все время нет ни жилья, ни травы, еду нужно нести с собой. Птиц тут нет оттого, что высоко и холодно. От великого холода и огонь не так светел и не того цвета, как в других местах..."

Отправляясь на Памир в 1930 году, я знал, что мой путь верхом, с караваном, будет длиться несколько месяцев, что там, где не пройти лошадям, придется пробираться пешком, что в разреженном воздухе будет трудно дышать, что пульс у здорового человека на этих высотах достигает ста пятидесяти ударов в минуту...

Отправляясь на Памир, я знал, что советская власть уже делает все возможное, чтоб развить народное хозяйство края и повысить культуру темного и отсталого местного населения. Но мог ли я себе представить в том 1930 году, что спустя всего лишь год мне в следующем моем путешествии придется совершить поход с двумя первыми в истории Памира автомашинами, что еще через год Восточный Памир пересечет первый автомобильный тракт? И что вскоре в селениях по рекам Памира возникнут многие десятки школ, амбулатории, кооперативов, клубов? Что в областном центре--Хороге--появятся кинотеатр, кустарные фабрики, своя областная газета, а затем и крупная гидроэлектростанция, которая даст ток многим жителям ущелий Гунта, Пянджа и Шах-Дары? Мог ли я думать, что самолет будет совершать регулярные пассажирские рейсы через высочайшие в Советском Союзе, обвешанные ледниками хребты? Ничего этого не было в 1930 году; тогда, изучая прошлое Памира, о его будущем я мог только мечтать. И я понимал, как трудны и опасны были путешествия первых научных исследователей--Северцева, Грум-Гржимайло, Громбчевского, Ошанина и других. Но, читая их дневники и отчеты, я не догадывался, что мне самому предстоят такие неожиданные и необычные происшествия, какие не выпадали и на долю тех пионеров русской науки на Памире, которыми я так увлекался. Описанию этих происшествий и посвящена моя небольшая повесть.

В этой повести нет вымысла. Не изменены за одним только, единственным, исключением (Черноусов) и фамилии. Здесь автор лишь записал все то, что случилось с ним и чему он был свидетелем.

3

Все мои дни с утра до глубокой ночи я отдавал чтению геологических книг. Но времени было мало, и к моменту отъезда я никак не мог похвалиться знаниями. Кроме того, я не знал еще очень многого: я не знал, какая разница между узбекским и киргизским способами завьючивать лошадь, я не умел обращаться с эклиметром и удивлялся, почему восток и запад в горном компасе переменились местами? Неведомые мне геологические термины: синклиналь, флексура, грабен и другие, подобные им, казались мне иногда непостижимой премудростью, и когда вдруг на каком-нибудь повороте строки их смысл для меня неожиданно раскрывался, я видел, что погружаться в специальные знания и весело и интересно, и жалел только, что остается мало времени до отъезда.

Юдин был по горло занят сметами, планами и расчетами. Мне он поручил два основных дела: добыть все, что нужно для снаряжения и экипировки экспедиции, и найти подходящего для путешествия топографа.

После долгих поисков топограф нашелся. Гигантского роста юноша--Юрий Владимирович Бойе--вошел в мою комнату. Он был наивен и весел. С ним |вместе я поехал к Юдину. Юдин решил, что во веек кроме опытности, он человек подходящий, ну, а опытность... Она появится на Памире.

Второе дело было труднее. В руках у меня был длинный список предметов, которые нужно было добыть: палатки, вьючные ящики, геологические инструменты, седла, оружие, посуда, одежда, фотоматериалы, рыболовные и охотничьи принадлежности, железные кошки для хождения по ледяным склонам, консервированные и сухие продукты, географические карты, и мало ли что еще? Продовольствия нужно было достать ровно столько, чтоб обеспечить себя на четыре месяца--ведь, кроме мяса и кислого молока, на самом Памире мы решительно ничего не достанем. Я рыскал по всему Ленинграду. Я обошел десятки магазинов, складов, снабженческих баз, учреждений и, наконец, достал почти все, что было обозначено в моем тщательно составленном, списке. Все приобретенное было зашито в мешки, упаковано в ящики и отправлено на вокзал.

Восемнадцатого апреля 1930 года, обвешанные биноклями, полевыми сумками, фотоаппаратами, альтиметрами и всем, чем особенно дорожили, усталые от хлопот, полные радостных размышлении о будущем, мы--Юдин, Бойе и я--сели в поезд с билетами до Ташкента, Из Ташкента нам предстояло проехать по железной дороге в Андижан, а оттуда на автомобиле--в Ош.

Мы ехали весело и спокойно.

Ферганская долина--это огромный оазис, с трех сторон ограниченный отрогами гор Тянь-Шаньской и Памиро-Алайской систем, а с четвертой стороны--с запада--примыкающий к Голодной степи, которая дальше на запад переходит в знойную пустыню, простирающуюся до самого Каспийского моря. Ферганская долина -- это сплошные поля хлопчатника, абрикосовые сады, бахчи с дынями и арбузами, миндальные рощи, мудрая сеть оросительных каналов, питающихся водой горных рек. Сотни кишлаков, десятки маленьких, полных зелени городов. Три среднеазиатские республики--Узбекистан, Таджикистан и Киргизия--сплетают здесь свои неразличимые глазом границы. Летом здесь жарю и душно. Весна здесь мягка, тепла, невыразимо хороша. Тот, кто раз побывал здесь весной, всю свою жизнь будет стремиться сюда.