Паломничество жонглера - [193]
Айю-Шун и Гвоздь растерянно моргают, дескать, вы о чем, любезный?
— Вот что я нашел на полу, когда мы немного прибрались в комнате. — Шкиратль протянул им матерчатую куколку с оторванной головой. («Разумеется, — думает Гвоздь, — это ты, любезный, переборщил с „прибрались“. Не могу представить тебя с ведром воды и тряпкой. А впрочем… Сегодняшний день полон сюрпризов!) — Кукольник… — Шкиратль указал пальцем на несколько прядей волос, пришитых к оторванной голове. — Это умерщвляющее колдовство, которое запрещено на территории королевства. Но которое, насколько мне известно, еще практикуют в Трюньиле — конечно, тайно. У нас подобных душегубов „выдавили“ чародеи, а там… как видите, нет.
— Значит, по-вашему, именно господин Эндуан был целью убийц? Тогда что они делали в моей комнате? Кроме меня, там живут… жили Айю-Шун и Дальмин. Кто из них мог насолить каким-то трюньильским колдунам?
Кукушонок безразлично пожал плечами:
— Любой. А может, ни один. и они всего лишь собирались убить кого-нибудь из вас в качестве отвлекающего маневра.
— «Всего лишь»!
— Ну да, всего лишь, — сказал господин Туллэк, входя в комнату и тихонько прикрывая дверь. — Обе наши барышни спят и вряд ли скоро проснутся, — сообщил он. — Что касается тех убийц… да, Шкиратль прав, они наверняка искали именно комнату с молодыми господами. Такие куклы изготавливаются не за один день и с немалыми усилиями. Чего стоило колдуну достать хотя бы волосы! А тем более — зуб.
— Зуб?
— Да, господин Шкиратль, зуб. Жаль, что я беседовал с Гриххом и оказался здесь, когда вы уже вымыли комнату от крови… и прочего. Вы молодец, что нашли и обратили внимание на куколку и ее голову, но в голове — в голове-то зашит зуб!
— Однако Эндуан не терял зубов.
— Даже в детстве? — с иронией спросил врачеватель. — Да-да, это молочный зуб, вне всяких сомнений. И таким образом, господа, мы делаем единственно возможный вывод: человек, изготовивший куколку, собирал материал загодя. Волосы, между прочим, тоже скорее всего взяты у Эндуана, когда он был мальчиком и еще не завивал их щипцами. Поэтому да, да и еще раз да: кукольник собирался убить именно Эндуана, сына К'Рапаса-Дровосека. Зачем — этого я пока не пойму…
— Приемного сына, — тихо произнес Шкиратль. — Подумайте сами, господин Туллэк.
— Приемно… да! может… Но откуда они-то узнали?!
— Трюньилец, — напомнил Шкиратль. — Они знали с самого начала, если есть волосы, тем более — зуб… существует, наверное, масса способов определить, кому именно они принадлежали. Более того, я думаю, герцог (и, видимо, не он один) знал, что его сына выдают за сына маркиза, а настоящего сына — то есть меня — за приемыша. Я даже подозреваю, что маркизу… видите, я до сих пор не могу думать о нем, как об отце… подозреваю, ему повезло с маркизством и опекунством только потому, что я родился таким смуглым. Таким похожим на трюньильца. Прибавьте удачное совпадение в возрасте с герцогским наследником… как потом оказалось, единственным.
— Вы уже давно знали о том… кем являетесь, — заметил врачеватель.
— Знал. Точнее, подозревал и всё больше убеждался в своих подозрениях.
«Знал, не знал! — в отчаянии подумал Гвоздь. — Меня-то, меня ты зачем втравил в это?! Благородные господа не делают таких признаний в присутствии жонглеров! Только если верят, что жонглерам не удастся разболтать о тайне — например, по причине собственной смерти».
— Также, — продолжал Шкиратль, — я подозреваю, что убийство Эндуана напрямую связано с тем, что происходит в Трюньиле. Обмен наследниками — древняя традиция, как и обмен пленными. Теперь, после смерти моего приемного брата, у герцогства развязаны руки.
— Но об этой смерти…
— …узнают скоро, не сомневайтесь, господин Туллэк. Чародей, обладающий способностью убивать на расстоянии, сможет передать в Трюньил весть о том, что выполнил приказ. И вряд ли это был приказ самого герцога, скорее — тех, кто хочет во что бы то ни стало начать войну с Иншгуррой.
— Но такая война — чистой воды самоубийство для Трюньила!
— Может быть, да, — покачал головой Шкиратль. — А может, нет. Так или иначе нападения с юга долго ожидать не придется. И заметьте, нападения на абсолютно законных основаниях, но при этом внезапного. Теперь, — сказал он, повернувшись к Гвоздю, — надеюсь, вы немного успокоитесь и поймете, почему я позволил вам быть здесь и слышать то, что было сказано. Я трезво смотрю на жизнь, господин жонглер. Наш монастырь в осаде, и неизвестно, чем всё закончится. Возможно, уцелеет лишь кто-то из нас, один или два человека. А я хотел бы, чтобы о случившемся узнал король.
— Благодарю за оказанное доверие, господин Шкиратль, — поклонился Рыжий. — Однако в последнее время мы редко видимся с его величеством — дела, бытовуха, понимаете, заела донельзя…
— Бросьте кривляться, — кажется, новоявленный наследник маркиза даже обиделся. — Я знаю, вы найдете способ сообщить об услышанном кому следует. И вы сделаете это, если возникнет такая необходимость, верно?
— Верно, — без обиняков признал Гвоздь. — Однако напомню, господа, что мы по-прежнему сидим в осаде в этом проклятом — да-да, проклятом! — монастыре, под стенами у нас целая армия перепуганных по самое не могу и вооруженных до зубов паломников, а на берегу Ллусима до сих пор свирепствует
