Паломничество жонглера - [170]

Многоликий встряхнул его за плечи:

— Ты меня слышишь, нет?! Я говорю, убирайтесь отсюда, оба! Я попрошу людей, чтобы без пыли и шуму поспрашивали кого надо про твою девочку. А сам не отсвечивай здесь, давай, брат, чтоб и духу твоего здесь не было! Если что узнаю, найду тебя и всё расскажу. Пошли, пошли, там человек как раз в монастырь наметился ехать, так он подбросит вас, чтоб не заблудились.

Наверное, в первую очередь Многоликий хотел убедиться, что они уйдут, но Гвоздь не стал возражать. Тем более на своих двоих он бы еще так-сяк дохромал до обители, а вот врачеватель — навряд ли.

Они-таки напоролись на патруль «стрекоз», но Многоликий, видно, был знаком с сержантом, поэтому обошлось.

— Неча добропорядочным шастать об такой поре, — сурово процедил «стрекоза». — И так полно беспорядков и безобразиев. — Он вздохнул: видимо, столь длинные фразы давались служаке нелегко. — Идите — да поосторожней тут, ага.

— Спасибо за заботу, — поклонился Дэйнил. — Обязательно будем смотреть в оба!

Он довел их до расхлябанной телеги, груженной, как сперва показалось Гвоздю, вымазанными в грязи головами уродцев. Только приглядевшись, он понял, что это отборная свекла, которую хозяин телеги, угрюмый вислоусый тип, намеревался везти в монастырь.

— Эти, что ль? — безрадостно спросил он у Многоликого.

— Эти. Отвезешь в целости и сохранности, и чтоб до самых ворот.

— А ежли заартачутся?

— Не заартачимся, — ответил за себя и врачевателя Гвоздь. — Ну что, поехали?

— Я глаз не сомкну, — пообещал на прощание Многоликий. Из-под земли достану вашу пигалицу… откуда угодно! — добавил он, сообразив, что клятва «достать из-под земли» звучит слишком уж мрачно.

Как только телега загромыхала по булыжнику мостовой, господин Туллэк тотчас задремал. Сгорбившись и прижавшись к занозистому борту; он клевал носом, а по щекам его из-под неплотно опущенных, вздрагивающих век катились слезы.

Смутившись, Гвоздь отвернулся и с горечью вспомнил поговорку о дороге во Внешние Пустоты, вымощенной благими намерениями. Он не верил, что Многоликому удастся отыскать Матиль, даже при помощи всех своих агентов. Так же, как не верил, что когда-нибудь «стрекозы» найдут настоящего убийцу монахов.

Как показало время, Гвоздь в этом не ошибся.

Он тоже задремал, пока телега тряслась по выбоинам. Всё, случившееся за истекшие сутки, казалось кошмаром, не имеющим ничего общего с действительностью. И даже вспоминать о том, что происходило, Кайнор мог только урывками, будто в бреду, но разве то, что с ними всеми произошло, — не бред?!.

Продавец свеклы подгадал в самый раз: к воротам Клыка они подкатили к моменту, когда сонные стражники начали раздвигать створки.

— Спешишь, чтоб другие не обошли на повороте? — хмыкнул один из них вислоусому.

— Не, — отмахнулся продавец. — Куды же спешить-та? У меня-т договоренность со святыми отцами, кады ни привезу — купют. — И причмокнул заленившейся кляче: — Па-ашла, убогая! Нам ишшо с тобой ехать и ехать.

Они вырулили на южную дорогу, в обход Ярмарочного холма, и неспешно покатили к монастырю. Прямо перед Гвоздем, который сидел спиной к лошади и торговцу, воспаленным оком вставало рассветное солнце. Скривившись, он прикрыл лицо рукой и отвернулся от слепящих лучей. Голова была пуста, как дырявая бутыль, которая и дзынька мелодичного не способна издать…

— Ну, — прокашлялся через какое-то время вислоусый, — приехали, стал-быть. Бляхи входные у вас хучь есть-та?

Бляхи у них были. Не дожидаясь, пока стоявшие у ворот-страниц добровольные стражники позовут кого нужно, чтобы принять свеклу, Гвоздь слез с телеги и помог сойти господину Туллэку. За всё время врачеватель не проронил ни слова. Теперь он так же молча спустился и, опираясь на трость и на плечо Кайнора, зашаркал по дорожке, кажется, даже не интересуясь, куда его ведут.

— Что это с ним? — спросил один из стражников, которого, как помнил Гвоздь, звали Грихх. В вопросе звучала искренняя обеспокоенность, поэтому Кайнор ответил вежливо.

— Устал, — сказал он Грихху. — И, кажется, выпил чуть больше, чем следовало бы…

— Вы удивительно скромны, господин Кайнор! — ядовито процедила графинька, которая Сатьякал ведает каким образом очутилась в монастырском дворике. Не их же двоих она ждала!.. — Всего лишь «устал» и «выпил чуть больше, чем следовало»?! Настолько «чуть больше», что и он, и вы напрочь забыли о девочке, которую взяли с собой!

Она стояла посреди дворика, уперев руки в бока и свирепо прожигая Гвоздя взглядом. Недавно рассвело, но многие уже поднялись, чтобы идти к Храму, на Холм или в Клык, и сейчас — кто с интересом, кто с осуждением — наблюдали за происходящим. Даже продавец свеклы и монахи, пришедшие принять товар, отвлеклись и смотрели в их сторону.

— О, вы просто прелесть, господин Кайнор! — не унималась графинька. — Уйти с ребенком и потерять его — как это… как это по-жонглерски! О, какое прелестное простодушие, какая беззаботность и естественность! Браво, господин Кайнор, браво!

Ни он и ни она, кажется, не поняли, каким образом Гвоздь за мгновение преодолел расстояние, их разделявшее, и оказался нос к носу с графинькой. Схватив ее за плечи и встряхивая, как куклу, он тихо цедил сквозь зубы рождавшиеся сами собою, в приступе «поэтического безумия» слова: