Палиндром - [20]

– Что-то я не помню, чтобы я вас вызывал. – Тяжеловесно так, и грозно сказал Мистер президент, оглядывая находящихся перед ним, первых во всём, лиц своего окружения. А этому окружению, как кажется, даже не страшно, и оно, это окружение, все эти слова президента воспринимает по-своему. – Президент уже начал забываться, а это что-то да значит. – Обнадёжила многих глав ведомств, служб и так рядом постоять, эта, в один момент и в тоже время пролетевшая у них в головах, возможно, что преждевременная мысль.

И если главы служб и ведомств, не столь легкомысленны, как те, кто всегда приходит рядом постоять, и умеют ждать подходящего момента, когда кто-нибудь вообще забудется и укажет об этом президенту, то вот в рядах этих, кто рядом постоять (это в основном выскочки из конгресса, лоббисты), всегда найдутся такие, кто слишком поспешен и готов раньше времени «Ч», забыться и напомнить президенту о своём обещании, не забывать их и всё помнить.

– Тогда как он, стоило ему только занять своё президентское кресло в этом кабинете, все свои обещания забыл, и знать не знает, как меня и тебя звать. – Все и здесь находящихся важных чиновников, в возмущении, а кто даже в негодовании на такую забывчивость президента, таким образом помыслил и даже посмотрел на президента.

Но так как среди всех них больших дураков нет, то вся эта их высказываемость насчёт президента, дальше выражения почтительности на их лицах не пошла – пусть подавится моим лицемерием – и президент вынужден был довольствоваться тем, что есть. В общем, никакими жилами на откровенность их не вытянешь, и приходится полагаться только на свою проницаемость. Которая, если кто не знал, всегда опирается на свои внутренние установки, крепящиеся на чувстве самосохранения, и так выходит, что смотрит на окружающих через прицел отрицания. Вот президент их всех и от себя отрицает, то есть без веской причины не поощряет. А если есть повод, как, например, сейчас, то мотивирует.

И так как ответа на этот его вопрос по поводу соблюдения регламента или протокола, что не столь важно, когда не видишь разницы между ними и вообще не знаешь, что это за галиматья, относящаяся по большому счёту к службе протокола, не прозвучало, то Мистер президент, как человек более всех из здесь присутствующих людей в этих вопросах разбирающийся, – а было бы не так, то, наверное, кто-нибудь ему возразил или ответил на заданный вопрос, – вновь берёт слово и даёт ответ на свой же вопрос.

– Ладно, понимаю, – с задумчивым видом говорит Мистер президент, – это вопрос сложный, да и не тот, ответ на который вы бы хотели услышать. – Бросил взгляд на главу агентства нацбезопасности Спарка Мистер президент, в результате чего напряг шеи некоторых глав управлений, среди которых особо выделялся Гилмор, чья шея вздулась от напряжения (она еле сдерживалась силой воли Гилмора от поворота) и крайне заволновал всех остальных глав служб, решивших, что Гилмор уже не настолько крепко стоит на ногах – что он и сам подтверждал, покачиваясь из стороны в сторону.

Мистер президент между тем на этом не останавливается, а задаёт новую задачку. – На повестке сегодняшнего дня стоят невозможно трудные задачи, – здесь следует тяжелейшая для многих пауза, во время которой Мистер президент начинает пристально смотреть куда-то за спины всех этих стоящих перед ним людей и при этом так захватывающе дух, что не продохнуть – с неимоверным любопытством к тому, что там делается – отчего каждому из находящихся перед его лицом людям, становится невтерпёж от желания обернуться назад, и посмотреть на то, что там увидел президент.

Может он там видит все эти невозможно трудные задачи, и значит, их просто обязывает обернуться. Но с другой стороны, кто знает, как на это посмотрит Мистер президент и не сочтёт ли он этот твой повёрнутый на себе поступок, – а так он только и будет им воспринят, – за твоё желание засунуть свой нос куда не просят, а самого тебя примет за беспардонного выскочку и неблагонадёжного человека, раз ты готов в любой момент повернуться спиной к президенту.

И как после этого президент сможет с таким человеком работать? И как спрашивается, он может отныне ему довериться, если он на такие недисциплинированные вещи способен, даже стоя лицом к лицу к президенту? И что он него можно ждать, только стоит президенту повернуться к нему спиной – как минимум и сам спиной обернётся или язык покажет.

В общем, все стоят и мучаются над загадкой взгляда президента, отчего они даже и позабыли о том, что их всех привело сюда. Чего не скажешь о президенте, и он, убедившись, то ли в том, что там за их спинами всё на месте (например, выходная дверь так и ждёт их выхода), то ли в том, что ещё есть люди, кому он может доверять (а в газетах такого о них понаписали, что в мерах предосторожности, приходится носить в кармане ножичек для резки бумаги), возвращается взглядом обратно и, посмотрев на эту свою опору, говорит.

– Предстоящая борьба потребует от нас мобилизации всех наших сил, начиная от интеллектуальных, – Мистер президент почему-то в этот момент посмотрел на госпожу госсекретаря Брань. Что совсем не польстило ей, а наоборот, привело в раздражение. И хотя госпожа госсекретарь Брань, слыла одной из тех немногих, кто обладал здравостью и ясностью ума, на который видимо и намекал взгляд президента, всё-таки, когда дело касалось таких прискорбных намёков в сторону её красоты, ей этой здравости явно не хватало – она темнела в мыслях. – Физических, – продолжил Мистер президент, переведя свой взгляд на два аршина в плечах, генерала Браслава (здесь президент мог бы и не сомневаться в том, что найдёт поддержку своим словам), – и всех остальных. – После небольшой заминки, которая произошла по причине того, что лица людей напротив были так маловыразительны, Мистер президент так фигурально махнул рукой на остальных присутствующих людей. После чего он набирает в грудь воздуха и обрушивает на всех долгожданную новость.