Палач - [20]

Стража тут же раздела разбойника догола и привязала его к большому колесу, которое с таким старанием изготовил цех бондарей. Затем наступил черед второго преступника, а вслед за ним и всех остальных. И только когда богомерзкие людишки были накрепко соединены с тем, что епископ Базельский назвал «колесом, освобождающим душу», на площади появился он.

Головы всех присутствующих сразу же повернулись к нему. К тому, кто Богом и людьми призван был сегодня тяжелой металлической палицей раскрошить греховную сущность – тело, чтобы через его жуткие раны выпустить святое – душу.

Появления именно этого человека с нетерпением ждали сотни и сотни людей. Ждали с самого восхода солнца. Ждали, едва услышав о назначенных казнях. Ждали после первых горестных слухов о преступлениях разбойников. Ждали, помня первые сказки матерей, в которых палач всегда появлялся, чтобы закончить родительскую историю, рассказанную на ночь. Ибо всем известно и понятно: придет палач, казнит – и сказка закончится. Независимо от того, будет ли казнен кровавый разбойник или прекрасный юноша, посмевший возжелать руки и тела принцессы. Но со смертью эта сказка заканчивается. А потом будет еще одна…

Однако перед тем как эта история на городской площади завершится, будет зрелище, будет праздник для тех, кто желает отмщения. Пусть и чужими руками.

Толпа взревела. Это был он! В просторном плаще с капюшоном и с увесистой металлической палицей в руках.

Палач медленно вступил в площадную грязь, и стоящие рядом люди в благоговейном страхе отшатнулись, освобождая ему путь к предназначенному. И он пошел, не поднимая головы, врезаясь в толпу подобно носу огромного корабля, идущего навстречу бушующим волнам. Ему улыбались, ему рукоплескали, как родному, желанному человеку. Но он даже не взглянул на приветствующих его людей. Проделав свой недолгий путь, он остановился у эшафота и с величайшим достоинством… поклонился тем, кого суд Божий и человеческий отдал ему на нестерпимые муки.

Толпа на мгновение умолкла и тут же разразилась новым восторженным криком. Всем и каждому стало понятно – мясник благодарит свинью за ее мясо, перед тем как вонзить нож в живое тело.

Палач, не выпуская своего страшного оружия, сбросил с себя плащ. И без того бледные лица приговоренных утратили последние живые краски и покрылись мелкими капельками пота.

Небрежно швырнув плащ на первую ступеньку эшафота, палач положил рядом палицу и стал не спеша стягивать с себя котту[5]. Оставшись по пояс голым, он расправил плечи и потянулся к своему оружию.

И тут он вздрогнул. На его металлической палице лежала рука ребенка. Раздался сдавленный крик, и уже другие руки, руки матери, схватили тельце десятилетней девочки и уволокли ее под столбы эшафота.

Те немногие, что заметили печальный поступок девочки, отвернулись и перекрестились. Стоящие за ними не увидели оскорбительного прикосновения, во все глаза пожирая фигуру и лицо палача.

– Клянусь своими сапогами – ничего ужаснее этого страшилища не встречал…

– От одного взгляда на него можно умереть.

– Ого-го, вот это палач. Мечта самого дьявола…

– Это его любимый сын…

Такие и десятки похожих возгласов раздавались со всех сторон. Каждый, кто выпил не в меру пива и вина или считал себя храбрецом, счел необходимым выказать свой восторг и сообщить о том жутком чувстве, которое вселяли в души присутствующих звероподобное лицо и медвежье тело палача.

– Палач, знай свое дело! – громко крикнул Венцель Марцел, подкрепив свои слова взмахом руки.

Стражники отвязали от колеса ближнего к эшафоту разбойника и втащили его на деревянный помост. Здесь казнимого уложили на скрещенные в виде Андреевского креста бревна. На каждой из ветвей этого креста были сделаны по две выемки, расстоянием в пять ладоней и в три пальца глубиной. Крепко привязав казнимого, стражники кивнули палачу и спустились с помоста.

Стражники водрузили на колоду, находившуюся посередине деревянного помоста, колесо с привязанным к нему разбойником и отошли на край эшафота.

Палач поклонился благородным зрителям и особо бюргермейстеру, затем толпе.

– Давай, палач, приступай.

– Ударь хорошенько, не жалей своих плеч.

– Бей, бей…

Толпе не терпелось увидеть первый взмах, услышать хруст костей от удара и утонуть в душераздирающем крике казнимого. Но палач совершенно не обращал внимания на нетерпеливые крики. Со знанием дела он несколько раз взмахнул своей палицей, как будто хотел ощутить ее тяжесть, а затем трижды обошел вокруг приговоренного.

И только после того, как толпа уже начала злиться на него за явную медлительность, палач высоко поднял палицу и с полуоборота обрушил ее на несчастного. Направленный удар, согласно правилам, пришелся на ступню правой ноги. Ожидавший и оттого уже кричавший разбойник на мгновение захлебнулся, а затем испустил вопль, который заставил отшатнуться первые ряды присутствующих.

Перемешивая проклятия, ругань и слова давно забытых молитв, казнимый с диким ужасом увидел взлетевшую над ним металлическую молнию. Через мгновение адская боль пронзила сердце и мозг. От этой невероятной боли глаза высохли, а голос перестал повиноваться. Трудно было осознать, что и как. И только приподняв голову, разбойник увидел, что вместо его правого колена торчала кость. Невероятно белая кость над бугорком необычайно красного мяса.