Палач - [2]

Имена заключенных редко были ему известны, и этот заключенный тоже был для него безымянным.

Приговоренный отрицательно покачал головой на предложение завязать глаза. У капитана в кармане рубашки всегда лежала пачка американских сигарет для приговоренных. На этот раз отказа не последовало, и капитан дал ему прикурить. Потом он отошел к стоявшему наготове комендантскому взводу, оставаясь некоторое время стоять спиной к приговоренному, даря ему несколько лишних затяжек. Подойдя вплотную к солдатам, капитан выпрямился. Его всегда охватывала гордость при звуках своих команд на чужом языке, раскатисто срывавшихся с губ.

- Atencion! Usio! Apunten! Tiren!***

* Гомес, мой капитан (исп.)

** Да(исп.)

*** Внимание! Готовьсь! Цельсь! Огонь! (исп.)

Когда эхо от выстрелов замерло вдали, воцарилось молчание, такое тяжелое, что невольно приковывало к себе все мысли, заставляя забывать даже о только что происшедшем.

Комендантский взвод всегда возвращался в автобусе, пока капитан в одиночестве правил джипом. Новый сержант, Гомес, наблюдал за лицом капитана со странной улыбкой, которая тут же исчезла, едва их взгляды встретились.

- На сегодня все, - сказал капитан. - Отвезите людей обратно в бараки.

- Si, mi capitan, - отсалютовал Гомес.

Ехавший сзади автобус едва поспевал за джипом, который капитан гнал, не дожидаясь следовавших за ним. Он очень торопился. Это потому, что скоро можно будет увидеть Марию Альбу, мелькнуло у него в голове. Правда, на нервы действует то, - продолжались его размышления, - что нельзя быть уверенным в ней. Знакомство с ней, произошедшее во "Флор де Оро" - "Золотом Цветке" - на Авенидо Насьональ, выделяло ее из других. До падения диктатора "Флор де Оро" обслуживал только самых состоятельных американских туристов. Ресторан все еще оставался привилегированным местом. Вскоре капитан был у входа, и перед ним расступились, почтительно пропуская. Разумеется, из-за его мундира и известности о его высоком положении. Страх перед ним заставлял людей опускать глаза, и в их движениях проскальзывал оттенок почтительности.

Улыбка разгладила черты его лица при этой мысли. Никогда так не было в Штатах, где он был никем.

Войдя внутрь, капитан выбрал столик в затемненной нише. Мягко лилась музыка, лампы едва рассеивали таинственный полумрак. Все было бы совсем замечательно, если бы поскорее появилась она.

Закрыв глаза, он попытался вызвать в памяти аромат ее духов, неуловимо тонкий и дразнящий обоняние. И перед ним так отчетливо всплыло это воспоминание, что ощущение было почти физическим. Открытые глаза подтвердили, что он не обманулся. Она молча скользнула в нишу и села напротив, глядя с легкой улыбкой в его глаза.

Улыбка эта тут же исчезла, как исчезла у Гомеса, когда тот заметил на себе внимательный взгляд капитана. Что заставило его вспомнить об этом? Слишком много смерти вокруг? Не может быть. Он провел приблизительно две сотни расстрелов и считал, что давно привык к ним. Только вот слишком частыми были смены состава комендантского взвода. Взять хотя бы Риверу, сказавшегося больным. Неужто из него испарились остатки мужества и он больше не может смотреть на лица людей в их последние минуты? Почувствовав раздражение, капитан отогнал мысли о нем.

Сердце его не могло биться спокойно в ее присутствии. Она казалась возбуждающей и волнующей. У нее были черные волосы и глаза, как две нежные фиалки, загорелая кожа, по которой легко было принять ее за местную жительницу, избалованную вечно сияющим жарким солнцем, но впридачу с особенной очаровательной округлостью лица.

Для него меркли все сокровища мира в сравнении с ней, и ему трудно было сосредоточиться на потоке идущих с ее губ слов, так что ей приходилось все время повторяться.

- Завтра суд над Лэрамитом.

- Кто?

Ее глаза превратились в маленькие щелочки.

- Ты слушаешь или нет? Суд над Реймоном Лэрамитом. Он предал Томазино.

- Что?

Каждый раз его раздражало, когда кто-нибудь затрагивал в разговорах политику. Люди здесь относились к таким вещам серьезно, они сражались, истекали кровью и умирали, что так не вязалось с апатией и безразличием, царившими в Штатах.

- Так скоро?

- Его держали в тюрьме уже две недели.

- Никогда не подумал бы, что такое очаровательное создание, как ты, будет забивать себе голову политикой.

- Политикой? - отозвалась она эхом. - Я ненавижу его не из-за политических взглядов.

В нем вспыхнул новый интерес к ней. При этом что-то беспокойное шевельнулось внутри, но он не придал значения.

- Ненавидишь Лэрамита? Почему?

- Слишком личное. Моя сестра. Он не женился на ней, и она утопилась.

Взгляд ее задумчиво опустился на стол. Потом вновь поднялся, и глаза их встретились.

- Если его приговорят к расстрелу, это ты будешь все организовывать?

Он неприятно поежился.

- Наверное. Здесь, в столице, я отвечаю за все казни. Он вопрошающе посмотрел на нее. - А ты хорошо его знаешь?

- Очень хорошо. Мы были близки.

Взгляд его мрачнел, пока она говорила.

- Значит, вы были близки. Это было до того, как ты узнала о сестре?

- Нет. Наша дружба была потом. Когда я уже поклялась увидеть его мертвым.