Пахарь - [17]

Шрифт
Интервал

По витой каменной лестнице мы поднялись в кельи, высеченные в хладном камне. Узкие стрельчатые окна, высота, прочные запоры, наверное, позволяли переждать короткий набег. Но этот христианский монастырь иноверцы тревожили мало, у них была возможность не оставить здесь камня на камне. Скорее всего, монастырь выполнял какие-то посреднические, торговые функции, и это защищало надежнее массивных стен. Кельи были мрачные. В них никогда не заглядывало солнце. Здесь люди бесконечно смиряли себя, мечтая о кратком миге единения с богом. Но открывалось ли им божественное? Не беру на себя смелость сказать: «Нет». Скажу: «Едва ли». Жизнь проходила в ожидании, в приближении к зыбкой цели, в постижении непостижимого. Жизнь проходила без пользы, и следующему поколению было не на что опереться. Застой длился веками.

Я вдруг поняла, о чем думает Дмитрий, стоящий у окна-бойницы. Он представлял себе нападающих, которые карабкались по крутому склону, и себя, натягивающего тугую тетиву лука, и свист посланной вниз стрелы, и ее погружение в чье-то не ожидающее боли тело. И представлял себя, бросающего вниз камни, льющего кипяток. Он ставил себя на место осажденных и защищался. «Какой ты еще мальчик! — подумала я. — То, что ты переживаешь сейчас, ты не расскажешь ни мне, ни сыну».

За монастырем ущелье повернуло налево, лес сомкнулся, потом разомкнулся, мшистые орешины и тополя уступили место веселому подлеску. Стало видно, что ущелье скоро кончится. На крутизне тропа запетляла серпантинами, ткнулась в крепостную, выложенную из тесаного камня стену, нырнула в дверной проем и пропала в каменистом дворике. Склон ущелья здесь был покрыт правильными рядами черных оконных проемов. Пещерный город смотрел на нас давно погасшими печальными глазами. Дальше, на самом верху, на неприступной скале, когда-то стояли жилища и храмы и жило 10—12 тысяч человек. Они могли обороняться от вражеских орд год-другой. Вода здесь была, и продолжительность осады определялась запасами продовольствия.

Мы поднялись наверх, на водораздел. Ровное пространство сплошь покрывали развалины и кусты кизила. Через двести метров начиналось новое ущелье, параллельное тому, по которому мы пришли. Напасть на город можно было, лишь продвигаясь с предосторожностями по хребту. Но тут на пути врага вставала мощная стена с тремя башнями. Она была преодолена лишь однажды. Но этого оказалось достаточно, чтобы превратить город в руины.

С самой высокой точки хребта открывалась вся горная страна. С нашим Тянь-Шанем она не шла в сравнение. Но даже кусочек, краешек моря увидеть отсюда было нельзя.

VIII

Мы досыта наплавались, и на берегу Дима сказал:

— Великое кручение ждет меня в Чиройлиере! Карусель подана!

Он все время возвращался мыслью к пуску двух насосов в мае — июне будущего года. Он уже соразмерял свою жизнь с ритмом работы, который бы обеспечивал выполнение пускового графика. Иного и быть не могло. То, чем ему предстояло руководить после отпуска, было не столько большой работой, сколько сражением. Склонить чашу весов в его пользу могли, однако, не смелость, быстрота и натиск, важные сами по себе, а четкая, умная, отвечающая духу времени постановка дела.

Он это понимал, но понимал не так, как понимала я. Он знал, что обязан обеспечить успех при любом стечении обстоятельств, подразумевая под этим существующее положение вещей, далекое от желаемого: ограниченность своих прав на хозяйственную инициативу и большую, а подчас и решающую зависимость от поставщиков. Я же сознательно делала упор на методы, стиль. На организационную сторону и инициативу. Если добиться порядка, а затем неукоснительно его соблюдать, то достижение цели облегчится чрезвычайно. От одного неглупого человека я слыхала, что сам порядок невидим, как невидим воздух, которым мы дышим. Зато каждому заметно его отсутствие.

На всех наших стройках отсутствие порядка было, мягко говоря, весьма заметно. С некоторых пор оно воспринималось как норма, а не как отклонение от нее. Расползание вширь, ничем не сдерживаемый рост незавершенных работ, аритмия в материальном обеспечении делали необычайно трудным ввод в срок даже важнейших объектов. Объекты же рангом поменьше возводились вообще в непредсказуемые сроки. Сейчас строители осваивали средства, отчитывались за объемы выполненных работ. Это был путь наименьшего сопротивления, и они ступили на него с большой охотой. Следовало же найти и применить другие критерии, способные стимулировать ввод объектов в эксплуатацию в заданные сроки и даже с опережением их, придать строительному процессу новое ускорение. Научиться снабжать стройки по потребности. Поставить дело так, чтобы строители отчитывались за конечный результат, а не за количество уложенного кирпича и забитых гвоздей. Тут Дима со мной соглашался, тут единение взглядов было полное. Не раз он говорил (и в голосе его звучало горячее убеждение!), что никто лучше самих строителей не знает, что выполнить работы на один миллион рублей или ввести в эксплуатацию объект стоимостью в миллион рублей далеко не одно и то же: первое вообще не представляет сложности, второе может и до инфаркта довести.


Еще от автора Сергей Петрович Татур
Периферия

Сергей Татур — известный в Узбекистане прозаик, автор острых, проблемных романов. С открытой непримиримостью обнажает писатель в романе «Периферия», повести «Стена» и рассказах теневые стороны жизни большого города, критически изображает людей, которые используют свое общественное положение ради собственной карьеры.


Рекомендуем почитать
Степан Андреич «медвежья смерть»

Рассказ из детского советского журнала.


Твердая порода

Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.


Арбатская излучина

Книга Ирины Гуро посвящена Москве и москвичам. В центре романа — судьба кадрового военного Дробитько, который по болезни вынужден оставить армию, но вновь находит себя в непривычной гражданской жизни, работая в коллективе людей, создающих красоту родного города, украшая его садами и парками. Случай сталкивает Дробитько с Лавровским, человеком, прошедшим сложный жизненный путь. Долгие годы провел он в эмиграции, но под конец жизни обрел родину. Писательница рассказывает о тех непростых обстоятельствах, в которых сложились характеры ее героев.


Что было, что будет

Повести, вошедшие в новую книгу писателя, посвящены нашей современности. Одна из них остро рассматривает проблемы семьи. Другая рассказывает о профессиональной нечистоплотности врача, терпящего по этой причине нравственный крах. Повесть «Воин» — о том, как нелегко приходится человеку, которому до всего есть дело. Повесть «Порог» — о мужественном уходе из жизни человека, достойно ее прожившего.


Повольники

О революции в Поволжье.


Жизнь впереди

Наташа и Алёша познакомились и подружились в пионерском лагере. Дружба бы продолжилась и после лагеря, но вот беда, они второпях забыли обменяться городскими адресами. Начинается новый учебный год, начинаются школьные заботы. Встретятся ли вновь Наташа с Алёшей, перерастёт их дружба во что-то большее?