Падший клинок - [18]

Когда Тико сломал мэтру Томасу шею, воспоминания старика потоком хлынули в сознание юноши. Вместе с ними в его разум вошли язык и суть Венеции. Ее место на карте. И понимание.

Он увидел то, что сейчас произошло, с другой стороны. Глазами старика.

11

Снег, лежащий у фондаменто, напоминал мрамор, отполированный десятками ног, и обжигал босые ступни Тико.

Но юноша едва ли замечал холод.

Его разум заполняли воспоминания мэтра Томаса. Рука бессознательно сжимала нож, прихваченный во время бегства из печатной мастерской. И только случай привел юношу к месту уличной драки.

В ту январскую ночь Тико встретил трех женщин, навсегда изменивших его жизнь. Если, конечно, можно считать женщиной рыжую девчонку-стрегу…[11] А вот рабыню-нубийку — определенно. Как и пятнадцатилетнюю Джульетту ди Миллиони. Но эта, последняя, встреча была совсем короткой.

— Без клинков, — возмутился чей-то голос.

На Тико смотрела девушка. Черная, как безлунная ночь, заплетенные в косички волосы увешаны серебряными украшениями. Взгляд хищника. Одна рука на бедре, другая обхватила замерзшее дерево на краю канала. Из ссадины над глазом сочится кровь. Кивок в сторону ножа, который держит Тико, и серебро в волосах танцует с новыми силами.

— Чего уставился? — спросила она. — Никогда не видел нубийцев?

— Никогда.

Хотя даже малейшее касание серебра обжигало кожу Тико, он поднял руку и коснулся пальцем кровавой полоски у нее на лбу. Но когда он потянул палец ко рту, запястье сжала стальная хватка.

— Нет, — произнесла девушка.

Ее косички колыхались, как водоросли в канале, удерживая внимание Тико. В ноздри проник ее запах — смесь вина, чеснока и зловония. Несмотря на грязные ноги и оборванное по колено платье, она выглядела опасной и изысканной. Но в основном — опасной.

Сколько ей лет?

Видимо, достаточно, чтобы участвовать в уличной драке. Она забрала у него нож и швырнула в канал.

— Ты знаешь закон.

Да. Мэтр Томас хорошо знал законы, а сейчас воспоминания книгодела, переданные в миг смерти старика, принадлежали юноше. Хотя многие уже угасали. Когда Тико поднял взгляд, нубийка изучала его, ее глаза сверкали в свете звезд. Она приняла его за Кастеллани из-за украденной туники.

— Который из приходов твой?

Все и ни один. Он живет везде и нигде. Подальше от троп чужаков, Стражи или тех, кто охотится на него. Кажется, ей нужен другой ответ.

— Как тебя зовут? — спросил Тико.

— Амелия, — она ухмыльнулась, когда он сменил тему.

— А где ты живешь?

— Поблизости. Я камеристка. Ну, с тех пор, как госпожа Десдайо переехала.

Девушка не походила на камеристку. Хотя Тико знал о камеристках лишь благодаря осколкам чужой памяти.

— Госпожа?..

— Десдайо, моя хозяйка.

— Какая она?

Амелия глубоко вздохнула:

— Сладкая, чистый мед, да еще добавь ложку сахара. Я бы ее ненавидела, но это просто невозможно.

— Звучит ужасно.

— Должно бы, — ответила Амелия. — Но она вовсе не ужасна. Огромные глаза и большие сиськи. За нее я дам разрезать себя на куски. Вдобавок она ходячий кошелек. Хотя мужчин в ней привлекают не только деньги и тело…

— Она богата? — внезапно спросил Тико.

Амелия закатила глаза.

— А то. Она наследница старика Брибанцо. Шкатулки с драгоценностями, сундуки с монетами, бесконечные бархатные платья, рулоны шелка, картины… Мужчинам больше ничего и не нужно. Знаешь, что случается с девственностью? — вдруг спросила девушка.

— Она исчезает?

— Кто-нибудь крадет ее.

— Так было и с тобой?

— Дерьмо, — ответила она. — Дурацкий вопрос.

Амелия подняла глаза и улыбнулась. Позади Тико в арке пылал факел, и глаза девушки сияли в его свете. На шее пульсировала жилка.

— Ну, поцелуй меня.

Он сбежал. Ее оскорбительные выкрики преследовали Тико, пока он путался в лабиринте улочек, нырял в узкие проходы и выскакивал на широкие аллеи. За это время ночное небо сменило цвет с красного на привычный темно-синий, зарево вокруг домов исчезло, и тяжесть в желудке пошла на убыль.

У него хватило ума, чтобы понять: его гнев и его голод — суть одно и то же, разные способы описать тот кисловатый вкус во рту, когда нубийка запрокинула голову и подставила шею для поцелуя.

Статуи, фрески и мозаики.

Вдоль Каналассо выстроились величайшие дворцы города. Богатые здания, отделанные резьбой и маленькими квадратиками цветного стекла. Многие дворцы раскрашены. Резьба, статуи и картины не походили ни на что виденное им раньше. В обрывках его памяти дома всегда деревянные или земляные.

Стены большого зала сложены из двух слоев бревен, между которыми забита земля. На грубых балках — торфяная крыша. Зимой толстый слой снега помогал хранить тепло. А в Венеции снег совсем неубедительный, Тико едва узнал его.

Как его дом мог сгореть сотни лет назад? Он помнил Бьорнвин. Не идеально, конечно, нет, но в его памяти город был реальным и вовсе не древним.

А затем?..

Он помнил топор, врезающийся в доски судна. Мгновение слепоты, когда в его тюрьме вспыхнул свет. Тико даже не подозревал, как изменились его глаза. А пока он не бросился в воду из лодки, не осознавал, насколько быстро он теперь двигается. Ему казалось, все люди еле ковыляют по переулкам, не в силах разглядеть свой путь во тьме.