Падший клинок - [12]

— Лучше бы живым, — на губах Темучина пенилась кровь. — Тогда бы его прикончил один из этих ублюдков, за никчемность. Если мы оставим кого-нибудь в живых. Знаешь, он нам здорово подсобил. А то нас могли отыметь.

— Помогите Темучину встать.

Двое солдат исполнили приказ. Стрела была в ярд длиной, наконечник вышел сзади, у поясницы сержанта. Родриго убедился, что наконечник не отравлен, облегченно вздохнул и, не говоря ни слова, резко отломил оперенный конец.

— Прибинтуй стрелу прямо в ране, — сказал он стражнику.

— Господин…

— Смотри, — дверь приоткрывалась. С полдюжины арбалетов нацелились в ее сторону. — Ждать приказа! — скомандовал Родриго.

Дверь открылась еще немного, потом внезапно начала закрываться и вдруг замерла. Человек за дверью должен понимать, насколько слаба его защита. Окованные болты пройдут насквозь.

— Именем Марко IV, — громко произнес Родриго. — Покажись. Мы ищем сбежавшего стеклодува. У нас есть основания подозревать, что он может быть на борту. Любые попытки помешать нам будут расценены как враждебные действия.

Дверь с гулким ударом захлопнулась.

— Бог мой, — прошептал кто-то из стражников. — Мы его нашли.

Похоже, все именно так. По крайней мере, Родриго на это надеялся. Хотя стеклодув умрет ужасной смертью, его дети и внуки — те, кто еще жив, — избегнут такой участи.

Из-за двери послышались странные слова.

Голос, гортанный и темпераментный, звучал слишком молодо для капитана судна, тем более такой громадины, как «Куайя». Родриго не ответил, и фраза прозвучала вновь. Насколько он мог судить, человек повторял одно и то же, слово в слово. Проблема заключалась в том, что Родриго не имел ни малейшего представления, были ли слова вопросом, заявлением или похвальбой, угрозой сражаться до смерти.

— Кто-нибудь понял?

Новичок кивнул.

— Как тебя называют?

«Бато» звучало как прозвище.

— Скажи ему, я ищу стеклодува. Мы думаем, он мог пробраться на судно.

Несколько фраз, затем Бато повернулся:

— У них его нет.

— На каком языке он говорит?

— На тюркском. Хороший тюркский. Официальный. Очень правильный.

— Скажи, я начальник Доганы и собираюсь обыскать его судно. Если его слова — правда, он сможет дождаться окончания карантина или уплыть с завтрашним приливом. Мы сочтем его мертвеца и раны нашего сержанта платой за непонимание.

Прозвучавший ответ был намного спокойнее.

На борту судна нет стеклодува. Грузовой манифест, переданный Догане, точен. В любом случае они позволят венецианцам искать всюду, где те захотят. Им скрывать нечего.

— Скажи, если бы дело касалось только меня, я бы поверил его слову и немедленно ушел.

Неправда, само собой, но Родриго готов произносить любые сладкие речи, если они помогут поскорее покончить с делом и доставить Темучина к доктору Кроу. В эту минуту дверь отворилась, и из темноты показался мамлюк с тонкими чертами лица, прищурившийся от лунного света. Его одеяние украшала серебряная вышивка, на голове красовался алый тюрбан.

Он выглядел немногим старше мальчишки.

Мамлюк, выделив Родриго по его перевязи, коснулся рукой своего сердца, рта и лба в официальном приветствии, а затем жестом пригласил капитана Доганы внутрь.

Судно устроено точно так же, как и десятки тех, которые им доводилось осматривать раньше. Каюта капитана на корме, помещения для экипажа под палубой. Половина этого пространства отводилась под груз. Еще ниже находился лаз, «подполье», где корпус изгибался к килю. Под ним — вонючая яма, наполненная камнями для балласта.

Родриго проверял все. Тяжесть от предательства Десдайо давила его сердце, будто камень. Двое из отряда помогали Темучину добраться до верхней палубы, когда Родриго внезапно остановился, рявкнул приказ, и его люди тоже замерли, а по лицам мамлюков пробежал отблеск паники.

Длина лаза — двадцать один шаг. Грузовой палубы — девятнадцать. Если бы речь шла о другом конце, Родриго мог бы списать разницу на носовой изгиб. Но здесь?

— Скажи ему, мы собираемся сломать доски, — Родриго указал на кормовую переборку.

Поток страстных тюркских слов. Мамлюк заступил дорогу и встал у переборки.

— Он говорит, его судно утонет, и мы все умрем. Вы будете виноваты, и его страна вступит в войну с Серениссимой. Тысячи кораблей переплывут Адриатику и разграбят все колонии Венеции.

— Скажи, я рискну.

На поиски подходящего топора ушло минут пять. К этому времени вокруг них собрался весь экипаж, безмолвными призраками взирая на солдат. Только заряженные арбалеты людей Родриго удерживали команду от нападения.

— Давай! — приказал капитан.

Бато взмахнул топором.

— Еще.

Второй удар расширил пролом.

— Что-то воды не видно, — прорычал Темучин.

Доски слишком тонкие для корпуса «Куайи», а древесина — слишком свежая. Венецианские корабелы хранили бревна не менее двух лет, прежде чем распустить их на доски и высушить.

— Руби ниже.

Бато встал покрепче и нанес удар, способный обезглавить лошадь. Еще удар… В проломе была темнота. В нос ударил крепкий запах застоявшейся мочи и дерьма. Бато, не дожидаясь новых приказов, ухватился за край доски и потянул его. Дерево подалось, доска со скрипом выскочила из креплений.

За ней последовала еще одна.