Падшие Ангелы - [14]

Мысли Захариила блуждали, пока они проносились мимо рядов бронетранспортеров, танков и десантных боевых машин. Он снова и снова вертел в руках ядро памяти, задаваясь вопросом о причинах того беспокойства, которое засело в глубинах его разума. Даже медитативные техники Израфаила не могли притупить ощущаемое им дурное предчувствие. Оно было подобно осколку под кожей, болью напоминавшим о своем присутствии и сопротивляющимся всем попыткам извлечь его.

Он не мог объяснить, почему было так важно, чтобы Лютер вернулся к Джонсону. Все они стоически переносили свою ссылку и полностью посвящали себя обязанностям, как и положено любому Астартес, и Лютер в первую очередь. Конечно, Захариилу было известно почему - заместитель командующего Легионом искал искупления за то, что он едва не совершил на борту «Несокрушимого Рассудка». Лютер обнаружил бомбу, втайне завезенную сарошийской делегацией на боевую баржу Темных Ангелов, и ничего не предпринял. На короткое время он позволил ревности достижениям Льва Эль'Джонсона затмить свою лучшую половину, но в последний момент он пришел в себя и попытался исправить положение вещей. Он и Захариил едва не погибли, избавляясь от сарошийской бомбы, но примарх каким-то образом заподозрил этот проступок Лютера и сослал его на Калибан. Теперь Лютер работал, чтобы загладить свою вину, но все его старания проходили незамеченными.

И все же, был ли у Лютера иной выбор? Даже если бы он захотел бросить вызов пожеланиям Льва, какие у него были варианты? Потребовать справедливого рассмотрения и вернуться на линию фронта? Сделать это означало бросить Калибан и искать примарха, пойдя против ясных приказов Джонсона, а это означало прямое восстание. Лютер никогда бы не согласился на подобное. Это было просто невообразимо.

Но если Джонсон пустил бы все на самотек, Если бы он оставил своих верных воинов сидеть здесь, в то время как Крестовый Поход подходил к концу, то это оставило бы в их братстве рану, которая по-настоящему никогда бы не зажила. А у подобных ран со временем проявлялась склонность к гноению, пока все тело не начинало подвергаться опасности. Когда-то давно на Калибане подобное происходило постоянно.

Захариил потер лоб, когда автомобиль выехал из туннеля наружу. Он не мог вообразить прямого инакомыслия внутри Легиона, но эта мысль не давала ему покоя.

Библиарий крепче сжал трубку с посланием. Если из-за этого на него падет гнев примарха, значит, так тому и быть. Это было намного более важным.

Потребовался почти час, чтобы добраться от горы к сорок седьмому тренировочному объекту ордена, минуя последовательные кольца защитных стен и контрольно-пропускных пунктов прежде, чем выехать на край широкого плаца, с трех сторон окруженного казармами, стрельбищами и центрами симуляторов боев.

Когда автомобиль затормозил, Захариил резко выпрямился, его брови удивленно поднялись. Плац был пуст. Он вновь сверился с хронометром. Согласно посадочным спискам, здесь должна была находиться тысяча Астартес в полном обмундировании, ожидая погрузки на транспорт, который должен был доставить их на высокую орбиту.

- Жди здесь, - сказал он сервитору, выпрыгнув из автомобиля и быстро направившись к обители магистра ордена. Захариил открыл дверь и влетел в комнату, чтобы обнаружить, что магистр ордена проводил неформальный брифинг со своими недавно обученными командирами отделений. При приближении библиария молодые Астартес обернулись, не в состоянии скрыть удивленные выражения на лицах.

- Магистр ордена Астелян, что все это значит? - спокойным, но строгим голосом спросил Захариил. - В эту самую минуту твои Астартес должны были собираться на посадку, но плац пуст.

Газа Астеляна сузились, наблюдая за приближением библиария. Он был одним из нескольких терран, служащих Легиону на Калибане, его послали на Альдурук приблизительно через пятнадцать лет после Лютера и остального тренировочного персонала. Он был воином-ветераном, быстро возвысившимся до звания командующего орденом в годы, последовавшие за появлением примарха, и его внезапный перевод по службе был в точности таким же непонятным для Захариила, как и его собственный. Он предполагал, что Лютеру было известно об этих обстоятельствах, но если Астелян и был сослан с экспедиционных флотов как все остальные, повелитель Калибана не разглашал этот факт. Вместо этого он немедля поручил террану возглавить один из недавно сформированных учебных орденов, и относился к Астеляну со всем почтением и уважением, которые он выказывал другим боевым братьям. Обаяние и лидерские качества Лютера быстро покорили его, и теперь Захариилу, скрипя сердце, приходилось называть еще одного члена Легиона более верным повелителю Калибана.

- Сбор был отменен два часа назад, - глубоким голосом произнес Астелян. У него было грубое лицо с квадратной челюстью и глубоко посаженными глазами, затеняемыми нависающими бровями. Его правую бровь рассекал пополам тонкий белый шрам, идущий через весь лоб до края скальпа. По прибытии на Калибан его волосы были заплетены в длинные, крепко затянутые косички, но в течение первых нескольких дней он обрил голову.