Падение Византии - [24]
— Брат уехал?
— Кирие Николай дня два назад уехал. Он бы, конечно, не уехал, если бы кирие Константин чувствовал себя хуже.
— Да, я порядком замедлил, — отвечал Максим. — Что у тебя, Герасим, лодка готова? Я хочу сейчас же домой.
— Готова, готова, кирие!
С этими словами старик вышел. Через полчаса он вернулся и пригласил Максима Дуку с собой. Не более как через два часа они уже были на берегу Морей. Дикий, высокий, совершенно обнаженный берег ее смотрел неприветливо: небольшие рощицы в впадинах крутых берегов представляли довольно бедную картину; к тому же, вечер был сумрачен. Попрощавшись с Герасимом и укутавшись плотнее в свою одежду, Максим Дука стал подниматься на гору по еле заметной тропинке. Кругом царствовала глубокая тишина, нигде не было заметно человека, или других каких-либо признаков жилья. Морея еще не была покорена турками, но деспоты, управлявшие ею независимо от императора, и без турок, своими междоусобиями, достаточно ее разорили; к тому же, не раз призывали и турок. Когда Максим Дука достиг вершины крутого берега, то несколько в стороне показались развалины какого-то замка, по всей вероятности воздвигнутого каким-нибудь франкским рыцарем, во время существования Латинской империи. Замок был совершенно разрушен, но Дука направился к нему.
Природа была здесь несколько гостеприимней. Густой сад примыкал к замку. Спустившись в сад, он приблизился к наиболее скрытой стороне замка, к которой прилегала постройка, сооруженная из обломков, с очевидными признаками и удобствами жилья. Было уже темно, когда он вошел в дом, где его радостно приветствовал старик слуга, а за ним показался и старый Дука, Константин. Он был в глубокой старости и от слабости не совсем твердо держался на ногах. Лицо его было выбрито, большие глаза, под такими же седыми бровями, с нежною любовью смотрели на бросившегося в объятия сына. Затем, опираясь на руку Максима, старик опустился в кресло.
— Елевферий, скорей дай чего-нибудь покушать Максиму. Ты, вероятно, продрог, проголодался и утомился? — прибавил он, обратившись к сыну.
— Конечно устал, но это пустяки…
— Так садись, кушай и рассказывай, что в мире нового, интересного делается.
Максим стал рассказывать про свои странствования, уделяя значительное место политике и делам, которые тревожили тогда всю Европу вообще, а юго-восточную в частности. Но с особенным интересом старик слушал, когда сын стал произносить знакомые имена кардиналов Виссариона и Исидора.
— Так ты, значит, главным образом, был задержан в Неаполе? — спросил старик, выслушав рассказ сына. — Вероятно король еще не был, когда ты туда прибыл?
— Нет, задержки собственно никакой не было, я сам засиделся.
— Да, места интересные, природа роскошная, что и говорить!..
И старик погрузился в воспоминания.
— Да я, батюшка, и сам не знаю, чего там засиделся.
— Как так не знаешь?
— Да так. Могу только предполагать, что причиною этого — девушка, произведшая на меня сильное впечатление.
Старик весело засмеялся.
— Да пора бы кому-нибудь из вас подумать о продолжении рода Дуки; ты мне расскажи про нее.
— Такая, батюшка, хорошая, что и сказать нельзя, — наивно ответил Максим. — А что касается до продолжения рода, то ты, батюшка, знаешь мои убеждения на этот счет.
— Я знаю их, Максим, и знаю также, что ты верен вообще своим принципам, однако мне кажется, что в делах любви бывает обыкновенно так, что принцип растаивает, как лед перед огнем Киприды.
— А я все-таки думаю, что не поступлюсь своим принципом, хотя образ этой девушки не оставляет меня. Пока не увижу цели жизни к продолжению рода, о котором ты, батюшка, говорил, я не женюсь.
— Это слишком отвлеченно, слишком далеко от жизни; я даже представить себе не могу определенно, чего ты можешь ждать.
— Едва ли я чего-нибудь и жду; во всяком случае, когда нет осязательного, определенного предмета, которого можно ждать, то принцип и надежда на лучшее не покидает человека; а каково оправдание надежды, если его будет часто невозможно и представить. Ну, например, чудо совершится!
— Да, дитя мое, только что-нибудь чудесное может поддержать дух лучших людей. Варварство, бесправие человека…
— Именно, именно, батюшка, личности человека никто знать не хочет!
— Что же ты, повидаешься еще с предметом, тебя поразившим?
— Думаю, что повидаюсь. Я обещал приехать в Неаполь за деньгами к королю.
Старик опять от души рассмеялся, нежно посмотрев на любимого сына.
— А кто она такая?
— Инеса Гихар.
— Испанка?
— Да.
Наступила пауза.
— Юрий Бранкович, сербский король слукавил, негодяй, — как бы про себя говорил Константин Дука. — Славяне вообще не единодушны; помню эту страшную годину Коссовской битвы, страшное поражение; пало тогда славянство. Какое разочарование: всего за девять лет приезжали в Константинополь монахи из России и рассказывали о победе их князя Димитрия над магометанами на Куликовом поле; это была радостная весть, ее мы приняли сочувственно! — Старик задумался. — Гуниад, Искандер-бек, — все новые имена. Георгия Подебрада выбрали в Богемии королем. Он гуссит, почти православный, — вот дилемма! Но мы не должны ему сочувствовать, потому что это вызывает противодействие папы, отнимает у папы энергию и силу действовать против турок.
Книга британского писателя и журналиста Р. Уэста знакомит читателя с малоизвестными страницами жизни Иосипа Броз Тито, чья судьба оказалась неразрывно связана с исторической судьбой Югославии и населяющих ее народов. На основе нового фактического материала рассказывается о драматических событиях 1941-1945 годов, конфликте югославского лидера со Сталиным, развитии страны в послевоенные годы и назревании кризиса, вылившегося в кровавую междоусобицу 90-х годов.
Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.
Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем.
После "Мастера и Маргариты" Михаила Булгакова выражение "написать роман о Понтии Пилате" вызывает, мягко говоря, двусмысленные ассоциации. Тем не менее, после успешного "Евангелия от Афрания" Кирилла Еськова, экспериментировать на эту тему вроде бы не считается совсем уж дурным тоном.1.0 — создание файла.
Роман «Гвади Бигва» принес его автору Лео Киачели широкую популярность и выдвинул в первые ряды советских прозаиков.Тема романа — преодоление пережитков прошлого, возрождение личности.С юмором и сочувствием к своему непутевому, беспечному герою — пришибленному нищетой и бесправием Гвади Бигве — показывает писатель, как в новых условиях жизни человек обретает достоинство, «выпрямляется», становится полноправным членом общества.Роман написан увлекательно, живо и читается с неослабевающим интересом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Конец IX века. Эпоха славных походов викингов. С юности готовился к ним варяжский вождь Олег. И наконец, его мечта сбылась: вместе со знаменитым ярлом Гастингом он совершает нападения на Францию, Испанию и Италию, штурмует Париж и Севилью. Суда норманнов берут курс даже на Вечный город — Рим!..Через многие битвы и сражения проходит Олег, пока не поднимается на новгородский, а затем и киевский престол, чтобы объединить разноплеменную Русь в единое государство.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.