– А через год?
Я улыбнулся и развел руками. Через год я смогу окрепнуть так, что действительно пройду через все защиты, и упускать такую возможность не намерен.
После разговора с Айлингом я оказался настолько вымотан, что хватило меня лишь на добраться до кровати, хотя еще пару часов назад я собирался изучать школьную программу. Выяснять, на что делать упор и что Ярослав упустил из виду, нужно было срочно.
Всю глубину незнаний Ярослава мне пришлось ощутить уже на следующий день. Сначала Леонида Викторовна, которая была не только классной, но и учителем математики, вытащила к доске. Нет, у меня самого проблем с математикой никогда не было, но это у меня. Местная манера решений сильно отличалась от принятой у нас, к тому же приходилось еще и совмещать свои знания с местной манерой написания цифр и значков, в которых прежний Ярослав путался, не имея то ли способностей, то ли желания сложить два и два и получить четыре. Поэтому я хоть и решал правильно, но делал это столь медленно, что учительница не удержалась от пары ехидных замечаний. И не только она. Полина Ермолина твердо вознамерилась отыграться на мне за свое вчерашнее унижение и добавляла к комментариям учительницы свои, куда более едкие и неприятно царапающие мое самолюбие. Ее я гордо игнорировал, но игнорировать учительницу никак не мог.
– Елисеев, Елисеев, – вздохнула Леонида Викторовна, – как ты экзамены собираешь сдавать с такой скоростью? Черепахи быстрее решают.
– Главное, я решаю правильно, а скорость непременно возрастет. Сомневаюсь, что вы можете сказать то же о черепахах.
– Всё шутишь, Елисеев? Дошутишься. Садись.
– Да он и сесть нормально не сможет, только мимо стула, – зло съязвила Полина.
Классная открыла рот, чтобы ее осадить, но я успел первым.
– Ермолина, чем раньше ты поймешь, что твои чувства ко мне не имеют будущего, тем лучше для тебя. Увы, ты не в моем вкусе. Прими это как данность. И прекрати заигрывать.
Класс дружно заржал, отдавая должное моим словам, и дальше по проходу я шел как триумфатор – в ореоле восхищения. А еще в свете ярко сияющего фонаря под глазом Игоря. Выглядел он с таким дополнение прекрасно, но я не стал останавливаться и выражать свое восхищение.
– Дурак! – выпалила Полина, покраснев при этом так, что напомнила помидор.
Помидор. Точно, нужно вводить в рацион больше овощей. На одном мясе восстановление идет не так быстро. Вчерашние слова Айлинга о том, что у меня есть все для решения проблем с каналами, запали в голову и вертелись там непрестанно. Вообще, голова пухла, пытаясь решить несколько задач одновременно. Положим, проблема с математикой решалась просто – нужно только пару дней плотно порешать, чтобы совместить свои умения со скудными знаниями Ярослава. Но это нужно время, которого на такую ерунду было жалко. А ведь подтягивать придется все – как с грустью я узнал вчера, кроме требований по магии, были еще требования по общеобразовательным предметам. И это не считая двух языков. В школе, где я учился, давали только один, и тот шел параллельным Ярославу курсом.
В этом я убедился на следующем же уроке. Когда меня вызвали отвечать, выяснилось, что разрозненные слова, всплывающие в памяти, ни в какую не хотели складываться в осмысленное предложение. Трюк, аналогичный тому, что я проделал на истории, был невозможен – нельзя выловить нужный ответ из текста, который не понимаешь. А понимал я, по большей части, одни артикли. Учительница послушала мои невнятные междометия, махнула рукой и бросила:
– Садись, три.
С одной стороны, оценка была положительной, с другой – она совершенно не соответствовала уровню моих нынешних знаний, более того, была завышенной балла на два. Но отвечающие за мной ученики тоже не блистали, а это означало, что для учительницы такое отношение к ее предмету норма. И портить жизнь тем, кто считает, что им немецкий не пригодится, она не собиралась. Но мне-то он был нужен, поэтому по окончании урока я к ней подошел сам.
– Аделаида Николаевна, я сегодня понял, что непозволительно безобразно относился к вашему предмету.
Она сдвинула очки с носа на лоб. Очки были старенькими, а оправа тяжеловесно-некрасивой и не подходящей к ее сухому лицу.
– Елисеев, ты не заболел? – участливо спросила она. – Глаза у тебя подозрительно блестят. Температуры нет?
– Его по голове стукнули, Аделаида Николаевна, – не удержалась Ермолина. – И что-то там повредили.
– Не повредили, а поставили на место, – я улыбнулся Ермолиной с такой признательностью, что одноклассница заскрежетала зубами. Разбираться с малолеткой было мне не по статусу и казалось смешным, но она не оставляла мне выбора. – Поэтому я хочу восстановить все пропущенное. Более того, вывести язык на разговорный уровень.
Аделаида Николаевна задумчиво постучала пальцами о стол.
– А от меня чего ты хочешь, Елисеев? – осторожно уточнила она. – Дополнительные занятия программой не предусмотрены. Учеников я не беру.
И тон у нее был в точности, как у Айлинга, когда тот заявил, что среди его учеников не было и не будет идиотов. Стало даже как-то обидно за их неверие в меня.
