Падение великого фетишизма ; Вера и наука - [7]
Дальнейшее развитие, выработка реакций, превращение их в привычные, уменьшает и ослабляет иррадиацию настолько, что иногда делает побочные, бесполезные движения почти незаметными.
Но полное и окончательное их устранение, по-видимому, никогда не достигается; тесная связь нервных центров этого не допускает. Наблюдения над нервной иррадиацией показывают, что в ее проявлениях особенно значительную роль играют мелкие и близкие к нервным центрам мышцы — лица, глаз, полости рта, гортани. Объясняется это тем, что для их сокращения требуется наименьшее количество иннервационной энергии, не только вследствие их малого объема, но также и вследствие того, что возбуждение, идущее от мозга, в наименьшей степени растрачивается на внутреннее сопротивление проводящих волокон, тогда как в более длинных нервах, ведущих, например, к конечностям, растрата должна быть гораздо значительнее. Очевидно, что при равной степени вызванного иррадиацией возбуждения различных центров, на деле всего скорее, всего легче и всего чаще будут обнаруживаться движения именно этих мышц, лицевых, гортанных и пр.
Их-то и использовало социальное развитие для выработки всей сложнейшей идеологической символики, организующей культуру. Плач и смех, явления, принадлежащие к социальной символике чувства, имеют, физиологически, именно такое происхождение. Неизмеримо важнее для нас возникновение из тех же «бесполезных» реакций всей социальной символики дела, образующей речь и мышление людей.
«Первый язык людей была песня», сказал Гердер. Конечно не «песня», как мы ее имеем теперь, — т. е. сочетание слов и музыки в ритмическое целое, — а нечто элементарно-простое, подобное пению птиц. Но не песня эмоций, не песня радости или скорби была началом слова и мысли, а песня трудовая.
В процессе сотрудничества целое всегда больше суммы своих частей. Из совместной работы рождается новая, коллективная сила. 30–40 человек, действуя вместе, не только могут выполнять такие дела, которые ни в какой мере не осуществимы для отдельного лица (напр. перемещение огромных тяжестей), но и всякую обычную работу выполняют гораздо живее и успешнее, чем когда те же 30–40 человек работают каждый в одиночку. Труд социальный сопровождается особым, своеобразным психическим возбуждением, которое повышает энергию, усиливает и ускоряет движения. При этом, конечно, повышается так же иррадиация нервных центров, и побочные мускульные сокращения проявляются в оживленной мимике лица и глаз и в различных звуках, осложняющих процесс дыхания. Тут и лежит начало идеологического общения людей.
«Язык и разумная жизнь, — говорит Нуарэ, — произошли из коллективной деятельности, направленной к коллективной цели, из древнейшей работы наших предков»… И он поясняет это указанием на параллельные факты, знакомые каждому:
«Еще и теперь для победоносного натиска воодушевляют людей звуки, свободно и мощно выливающееся из груди, как воодушевляли они прежде гомеровских бойцов и наступавших на врага со своим грозным кликом германцев. Идет ли дело об ином опасном предприятии, которое должно быть выполнено сообща, — о спасении корабля, который терпит крушение, о противодействии разнуздавшимся стихиям, или собравшаяся толпа переживает общий порыв чувства по поводу нанесенного ей унижения, — кто когда-либо переживал это, тот знает, как в эти жгучие моменты возбуждение общего чувства, общей деятельности чуть не разрывает грудь, пока не вырвется наружу в коллективных звуках»…
И заключение Нуарэ таково:
«Здесь, следовательно, лежит происхождение тех звуков, которые, возникая в коллективе и раздаваясь среди коллектива (gemeinsam), коллективно понимались людьми, и развились затем в человеческие слова»… — «Звук речи, — резюмирует он дальше, по своему происхождение есть выражение повышенного коллективного чувства, сопровождающего коллективную деятельность». (Ursprung der Sprache, стр. 332–338).
Итак, вот к чему сводится сущность дела. Социально-трудовые действия людей сопровождались звуками, родственными современной «песне работы», и представлявшими результат иррадиации трудового нервного возбуждения на определенные мышцы, связанные с дыхательными путями. Сокращения этих мышц, бесполезные с точки зрения непосредственной трудовой задачи, тем не менее являются неизбежными, в силу внутренней связи организма, в силу его единства. Состояние организма в момент данного трудового акта образует, собственно, одну нераздельную психофизическую реакцию, в которой имеются и «нужные», и «ненужные» составные части, причем и те и другие органически необходимы. То, что стало впоследствии «знаком» или «символом» данного действия, было первоначально его жизненной частью, от него неотделимой. Так еще и сейчас для артели, работающей с пением «Дубинушки», звук «ухх» нераздельно сливается с общим усилием, напр., поднятием большой тяжести; и аналогичный грудной звук «ha» сам собою вырывается у дровоколов в момент опускания топоров с размаху… Первичные корни были так же всем понятны, и по той же самой причине, как для всякого из нас понятны эти звуки «ухх» и «ha»: слыша их, мы сейчас же узнаем, что делают работники, хотя бы это было, напр., за стеною… Прежде, чем стать самостоятельной формой, слово было интегральной частью породившего его «дела», в этом разгадка происхождения не только самого слова, но и его дочери — мысли.
