Падение в бездну - [42]

— Практически вы все уже знаете. Шесть месяцев назад я, Нострадамус и некто Триполи, гугенот по вере, пришли сюда. У входа в гробницу лежал обезображенный до неузнаваемости труп. Лицо и глаза его были выжжены, словно молнией.

— Может быть, он пытался войти в склеп с зажженным факелом, — заметил Михаэлис, — и спровоцировал взрыв скопившихся там газов.

Симеони кивнул.

— Мы так и подумали. Нострадамусу показалось, что он опознал в погибшем своего друга, священника-августинца из Сен-Реми Марка Ришара. На умершем была ряса.

Михаэлис нахмурил лоб.

— Марка Ришара, из-за его симпатий к кальвинистам, не раз допрашивала инквизиция Тулузы.

— По мнению Нострадамуса, он искал клад, чтобы предоставить его в распоряжение французских кальвинистов. И в гроте на самом деле было сокровище.

— Не перепрыгивайте, — приказал Михаэлис. — Вы спустились в пещеру. Что было дальше?

— Дальше мы подошли к колодцу, который вы видели. Там не было темно, как сегодня, напротив, из глубины лился яркий свет. Поэтому мы и решили спуститься. У Нострадамуса очень болели ноги, и мне пришлось ему помогать. Порой казалось, что он вот-вот упадет, но желание увидеть жену и Пентадиуса было так сильно, что…

Михаэлис его резко остановил. От удивления он прислонился спиной к сосне и уставил на Симеони указательный палец.

— А вот об этом вы промолчали! — сердито сказал он. — думал, Нострадамус отправился в Италию, чтобы встретиться с Ульрихом. При чем здесь его жена?

— О, я полагал, что это неважно, — пробормотал смущенный Симеони. — Нострадамус, несмотря на подагру, тайно приехал в Пьемонт, потому что из дома исчезла его жена. Он решил, что ее похитил Пентадиус, ассистент Ульриха.

Лоб Михаэлиса немного разгладился.

— А его там не оказалось.

— Нет, Пентадиус был, но, услышав обвинение в похищении, он от удивления как с неба упал. Он, конечно, личность скользкая и коварная, но на этот раз, похоже, он не врал.

— А вы не знаете, нашел Нострадамус жену или нет?

— Ничего не знаю. После разговора с Ульрихом он вместе с Триполи спешно отправился обратно в Прованс. Больше я не имел о нем никаких известий.

Михаэлис вздохнул, отстранился от дерева, о которое опирался, и они двинулись дальше. Михаэлис шел, поднимая рясу до колен.

— Расскажите о разговоре Нострадамуса с Ульрихом.

— Да рассказывать почти нечего, разговор был очень короткий. Главное я уже вам пересказал. Ульрих подождал, пока Нострадамус и Пентадиус перестанут препираться. Он лежал, распростертый на мраморной плите, и с трудом приподнялся на локтях. Видно было, что он умирает, и это движение стоило ему нечеловеческого усилия. Он посмотрел на нас с Мишелем с доброй улыбкой и назвал нас «дети мои», словно мы все еще принадлежали к его церкви.

— Он объяснил вам, почему пришел умирать сюда?

— Поначалу нет, но потом объяснил.

— Тогда и вы мне скажете потом. Перескажите разговор в главных чертах.

— Хорошо.

Сосняк сменился орешником, и Симеони различил еле слышное ржание. Он перешел ручей, ставя сапоги на выступающие в воде камни, и подождал, пока на другой берег переберется Михаэлис. И только тогда сказал:

— Ульрих объяснил, что умирает от опасной заразы, которую принесла война. Его церковь на неопределенное время останется без руководителя. Он с грустью спросил Мишеля, окончательно ли тот отказался наследовать ему и возглавить невидимую церковь.

— И Нострадамус ответил «да».

— Конечно. Он был очень рассеян, видно было, что все его мысли заняты женой. Он ответил Ульриху, что вселенной движет любовь, а его церковь основывается на противоположном законе. Старик приподнял плечи и сказал приблизительно следующее: «Вера иллюминатов основывается на реализме. Космосом управляют слепые силы, которые подчиняются только математическим законам. Стремясь все на свете привести к своим меркам, человечество впадает в иллюзию. Христос — чистый дух, выражение глубинного единства числа «три». Чтобы сделать его сущность понятной, его превратили в бродячего проповедника, призванного разрешить проблемы горстки пастушьих племен. Мироздание гораздо сложнее, и им правят божества, равнодушные к материальной реальности. По-настоящему существует только абстрактное». Ульрих практически изложил основы теологии иллюминатов.

Теперь они уже видели лошадей, привязанных к тополю. Падре Михаэлис сурово взглянул на Симеони.

— Вы тоже были иллюминатом. Вы действительно верили в эту чепуху?

— Да, — ответил тот немного смущенно. — каббала, и естественная магия рождаются из сходных концепций. Я, Нострадамус и некоторые другие отошли от этих концепций, потому что мы верим в различие между добром и злом. А мысль Ульриха напрямую продолжает греческую философию, отличную от Аристотелевой. Вы хорошо знаете, как наш век почитает греков.

«Вот в чем корень зла», — подумал про себя падре Михаэлис, отвязывая свою лошадь от тополя. Иезуиты, бросая вызов господствующей культуре, умели далеко заглядывать.

— Скажите мне еще две вещи, — обратился он к Симеони. — Вы говорили мне о том, что Ульрих назначил Нострадамусу какое-то свидание после смерти. Какими точно словами он это сделал?

— Мишель продолжал твердить, что всем правят законы любви и влечения. Ульрих на это сказал: «Это не так, но может стать и так. Восьмое небо очень чувствительно к возмущениям равновесия и соотносит свои законы с законами тех душ, что имеют к нему доступ. Ты этот доступ имеешь, но твоя воля слишком слаба, чтобы нарушить равновесие. Может быть, если ты явишься в эту сферу в сопровождении своих заклятых врагов, связанных с тобой цепью истинной любви, у тебя появится возможность насадить твой закон. В противном случае закон останется моим и материальный мир перестроится под него. То, что в мире абстракции представляет собой совершенное равновесие, в асимметричном ему мире материи станет хаосом и регрессом. И это правда, как правда то, что Владыка Ужаса спустится к людям в тот год, который нашептал тебе Парпалус». Это все, что он сказал.