Падение титана, или Октябрьский конь - [43]

Глаза Цезаря блеснули.

— Возможно, — тихо произнес он, — мемфисская кухня придется тебе по вкусу. Ты очень похудел здесь.

Он стиснул ладони коленями и кратко сказал:

— Римляне могут быть свободны.

Они вышли один за другим, их возбужденное бормотание было слышно, даже когда Фабий закрыл дверь.

— Сначала о тебе, дорогой друг Митридат, — сказал Цезарь, расслабляясь. — Ты — сын, а Клеопатра — внучка Митридата Великого, значит, ты ее дядя. Что, если ты вызовешь сюда свою жену и младших детей и задержишься здесь, чтобы присматривать за восстановлением Александрии? Клеопатра говорит, что ей не нужны чужеземные архитекторы, но ты ведь ей не чужой. И прославился преобразованием пустынного побережья ниже пергамского акрополя.

Его лицо приняло задумчивое выражение.

— Я очень хорошо помню то место. В свое время я распял там пятьсот пиратов, к большому неудовольствию губернатора, узнавшего об этом чуть позднее. Но сегодня там аркады, сады, красивые здания общественного назначения, прогулочные дорожки.

Митридат нахмурился. Крупный мужчина пятидесяти лет, сын наложницы, а не жены Митридата Великого, он очень походил на своего могущественного отца: такой же мускулистый, высокий, желтоволосый, желтоглазый. По римской моде он очень коротко стриг волосы и был чисто выбрит, но в облачении тяготел к восточному стилю — к золотому шитью, расшитому бархату и всем оттенкам пурпура, известного в красильнях как «багрянка». Терпимые слабости в столь лояльном клиенте, поначалу клиенте Помпея, а теперь — Цезаря.

— Честно говоря, Цезарь, я бы рад это сделать, но, может быть, ты отпустишь меня? Фарнак так и рыщет вокруг, мне надо быть дома.

Цезарь решительно покачал головой.

— Фарнак не дойдет до провинции Азия, не говоря уже о Пергаме. Я остановлю его в Понте. Судя по сообщениям Кальвина, твой сын отлично тебя замещает, так почему бы тебе не отдохнуть от забот? Ты кровный родственник Клеопатры, александрийцы примут тебя, к тому же, как я заметил, ты и с евреями на короткой ноге. Самые искусные мастера в Александрии — это евреи и метики, а раз ты дружен с евреями, то и метики тебя поддержат.

— Тогда я даю согласие, Цезарь.

— Вот и прекрасно. Благодарю тебя.

Добившись своего, властелин мира кивком головы отпустил Митридата.

— А я благодарю тебя, — сказала Клеопатра, когда ее дядюшка вышел.

«Дядюшка! Надо же! А чему тут, собственно, удивляться? У меня, наверное, тысяча родственников по линии матери! Фарнак, кстати, тоже мой дядя! А через Родогуну и Апама я восхожу к Камбизу и Дарию Персидским! Оба были фараонами! Во мне соединяются целые династии. Что же за кровь получит мой сын!»

Цезарь заговорил с ней о Хапд-эфане, которого он хотел сделать своим личным лекарем.

— Я поговорил бы с ним сам, — сказал он на латыни, которую Клеопатра теперь хорошо понимала и даже могла без труда поддерживать разговор. — Но я пробыл в Египте достаточно долго, чтобы понять, что здесь мало кто может распоряжаться собой, кроме македонцев. Я думаю, он — собственность Ха-эма, поскольку он жрец Сехмет, супруги Пта. И живет он, кажется, при храме Пта. Но так как сам Ха-эм, по крайней мере отчасти, принадлежит тебе, он, без сомнения, сделает, как ты скажешь. Мне очень нужен Хапд-эфане, Клеопатра. После смерти Луция Тукция, который был врачом Суллы, а потом и моим, я не доверяю ни одному римскому врачевателю. Если у Хапд-эфане есть жена и дети, я с удовольствием возьму их с собой.

Хоть что-то она может для него сделать!

— Хапд-эфане, Цезарь хочет, чтобы ты был с ним, когда он уедет, — сказала она на древнейшем из языков. — Если ты согласишься поехать, это понравится Пта-создателю и фараону. Мы в Египте будем читать твои мысли, ты станешь нашим каналом связи с Цезарем, где бы он ни был. Ответь ему сам, расскажи о себе. Ему это интересно.

Лицо жреца-целителя даже не дрогнуло, его черные миндалевидные глаза не мигая смотрели на Цезаря.

— Бог Цезарь, — сказал он на ломаном греческом, — конечно, это сам Пта-создатель хочет, чтобы я тебе служил. Я сделаю это с большим желанием. Я — hem-netjer-sinw, поэтому дал обет не жениться. — В его глазах мелькнула улыбка. — Но я хотел бы лечить тебя с помощью некоторых египетских методов, которые греческие врачи отвергают. Амулеты и заговоры обладают большой магической силой.

— Абсолютно с этим согласен! — оживился Цезарь. — Как великий понтифик, я знаю все римские заклинания. Мы сможем сравнить их с твоими. Не спорю, магия очень сильна. — Он стал серьезным. — Нам нужно прояснить одну вещь, Хапд-эфане. Не зови меня богом и не падай на пол, когда приветствуешь меня. В других местах я не бог, и если ты будешь так делать там, многих это оскорбит.

— Как пожелаешь, Цезарь.

По правде говоря, этот еще довольно молодой человек с голым скальпом был рад новому повороту в своей жизни. Его интересовал весь мир, и он с нетерпением будет ждать, когда сможет посетить незнакомые места, да еще с человеком, который, конечно же, бог. Расстояние ничуть не разделит его с Пта-создателем, с Сехмет и с их сыном Нефертемом-Лотосом. Он сможет посылать свои мысли в Мемфис отовсюду и с той же скоростью, с какой солнечный луч проходит через священные столбовые ворота. Жрец неприметно вздохнул и, когда греческий Цезаря и Клеопатры сделался слишком быстрым для его понимания, принялся мысленно собирать инструменты. Десяток тщательно упакованных гибких полых тростин для начала. Хирургические щипцы, трепаны, ножи, троакары, иглы…