Падение Тисима-Реттоо - [21]

— Вы очень удачно оказались со мной в этом рейсе, Иннокентий Петрович, — сказал капитан. — Я пришел к вам с просьбой — помочь в переговорах с японцами. Сейчас привезли четырех на шлюпке, очевидно со шхуны, терпящей бедствие.

— О, это очень кстати, Валерий Андреевич, я давно уже не говорил с настоящим японцем.

Майор Грибанов выпрямился, — он был сейчас на голову выше капитана, — и, застегивая начищенные до блеска пуговицы кителя, заговорщицки подмигнул и усмехнулся лишь одними глазами — лучистыми, серыми.

— По секрету скажу, они мне очень нужны.

Они нашли «представителей» уже в салоне. Те жались друг к другу, как бы боясь, что займут слишком много места в этом уютном, роскошно отделанном и обставленном помещении. «Представители» выглядели изможденными, с потемневшими от голода и мучений лицами, с ввалившимися и припухшими от бессонницы глазами и впалыми щеками. За исключением одного старичка, одежда на них состояла из лохмотьев: когда-то это была солдатская форма. На головах сидели защитного цвета грязные чепчики, какие обычно носят японские солдаты. Ноги несчастных были обуты в рваные брезентовые башмаки, с толстыми деревянными подошвами, похожими скорее на колодки.

Один из «представителей», старик — хилый, невысокий, с маленьким сморщенным бурым лицом, похожим на испеченное яблоко, — был одет в форму японского солдата. Рядом с ним стоял высокий сухой детина средних лет, с длинным узким лицом, сохранившим еще и теперь черты насмешливого выражения и лукавые искорки в умных, все понимающих глазах. Несмотря на свою худобу, он держался довольно бодро, даже весело. По другую сторону от старика стояли, вытянувшись, как на смотру, два невысоких юноши, почти одного роста и, по-видимому, одних лет. С ними здесь находился боцман Борилка.

— Кто они? — опросил капитан боцмана, протягивая каждому руку.

— Это не японцы, Валерий Андреевич, а китайцы, — возбужденно пробасил Борилка.

— Китайцы? — удивился майор Грибанов, входя в салон. — Какими судьбами они здесь?

Он приветствовал их на китайском языке, поздоровался с каждым за руку. Те разом оживились, услышав родную речь из уст русского, переглянулись между собой, одобрительно заулыбались. Майор уселся против них, положив впереди себя белые сильные руки, такие же светлые, как и лицо. Он с интересом смотрел на китайцев.

Старик в японской одежде, назвавшийся Шао Мином, быстро вынул из-за пазухи большой лист бумаги, бережно сложенный вчетверо, развернул и с поклоном положил его перед русским майором.

Майор Грибанов с интересом стал вглядываться в текст, написанный простейшими иероглифами. Чем дальше он читал, тем становился все мрачнее; белесые его брови сошлись над переносьем, образуя глубокую упрямую складку.

— Черт знает, что делают! — вырвалось у него непроизвольно. Он поднял угрюмое лицо к Крамскову и Борилке. — Японцы истребили на острове Минами две тысячи китайцев-военнопленных, строивших им военные укрепления. Вот где еще остались освенцимы и майданеки!

И он продолжал читать. Не отрываясь от бумаги, объяснял содержание написанного:

— Сейчас, в связи с окончанием работ, японское командование решило истребить остальных девятьсот человек, чтобы скрыть тайну расположения укреплений. В ответ военнопленные подняли бунт. Они захватили баржу, чтобы отправить на ней больных и слабых и с ними — экземпляр настоящего акта. Скажите, — обратился он к Шао Мину по-китайски, — это я правильно читаю фамилию японского подполковника — Кувахара?

— Да, да, это помощник командующего, — подтвердил Шао Мин.

— Это самый лютый зверь на острове, — добавил высокий длиннолицый китаец. — Он лично срубил саблей головы около ста пятидесяти нашим товарищам. Он любил эти занятия и называл их «тренировкой самурая».

— Как я понимаю, вы просите убежища и защиты? — спросил майор Грибанов Шао Мина.

— Да, иначе нас догонят и всех истребят.

— Валерий Андреевич, они просят убежища, — повернулся он к капитану и показал ему бумагу.

— Ну что ж, морской закон не разрешает нам отказать в убежище людям, терпящим на море бедствие, — ответил капитан. — Скажите, пусть они отправятся на свое судно и подводят его к борту. Начнем посадку. Сколько их там?

— Восемьдесят семь.

— Так много? Трудненько нам будет их разместить. Да и пропитать нелегко. Но это в конечном счете ничто по сравнению со спасением жизни людей.

Майор Грибанов объяснил Шао Мину, что капитан предоставляет им убежище.

— Но мы не можем подогнать баржу к борту парохода, — сказал Шао Мин. — Мы должны отпустить японский экипаж обратно, а он не должен знать, какое судно нас подобрало, — это в интересах вашей безопасности.

— Пожалуй, верно, — согласился капитан, выслушав перевод.

Пока майор Грибанов разговаривал с китайцами, в кают-компании появилась буфетчица с чайником горячего кофе. Глаза китайцев загорелись, руки их дрожали, когда они взялись за чашечки с дымящейся жидкостью. Обжигаясь, они с жадностью в один миг осушили посудины. Но никто не попросил новой порции, все чинно поставили чашечки возле себя.

— Еще лить, Валерий Андреевич? — тихо спросила буфетчица, страдальчески глядя на изголодавшихся людей.