Падение Тисима-Ретто - [28]

— Безусловно, нужно уходить.

На весла сели Борилка, майор Грибанов и капитан Воронков.

— И-рраз! И-рраз!

Шлюпка пошла. Медленно, но верно она уходила на восток, все дальше от Курильских островов, в океан.

— Это ужасно, это ужасно, — стонал Стульбицкий, не поднимая головы. — Чтобы спастись, потерпевшим кораблекрушение приходится идти не к земле, а в океан… Боже, что с нами будет! — бормотал он. — Ведь мы на разбитой шлюпке находимся во власти западно-океанского течения. Оно передаст нас другому течению — Куросиво. Этот мощный теплый поток увлечет нас в океан и будет нести десять тысяч миль до берегов Америки!

— Напрасно отчаиваетесь, — проговорил Грибанов, налегая на весла, — мы еще постоим за себя. Рядом Курильская гряда. За нею наше Охотское море. Туда и будем пробиваться.

— А японцы? — спросила Андронникова.

— Конечно, это опасно. Но иного выхода у нас нет. Нужно обмануть их. Вон из какой беды вышли. Теперь легче.

— Хорошо бы попасть в район мелких островов, — мечтал Борилка, налегая изо всех сил на весло и кряхтя от напряжения. — Он тут рядом. Там не живут японцы: нет пресной воды. Отремонтироваться бы. А там под парус и — домой.

— Между прочим, товарищ майор, — заговорил капитан Воронков, ловко взмахивая веслом, — вы не обратили внимания на то, как прекратилась стрельба?

— Да, да, хорошо, что вы вспомнили. Мне показалось, что она закончилась залпом автоматов.

— Вот именно! А с подводной лодки, насколько я понял, не выстрелил ни один автомат.

— Их нет у японцев, — подтвердил Грибанов.

— И что же из этого следует? — безразличным тоном спросил Стульбицкий.

— Следует то, — объяснил майор Грибанов, — что подводную лодку обстреляли наши военные моряки со шлюпки. Взвод лейтенанта Суздальцева был вооружен автоматами. Все моряки садились в одну шлюпку.

— И добавлю, после залпа автоматов погас прожектор! — воскликнул Воронков. — Они разбили прожектор. Ей-богу, это похоже на Суздальцева!

— Вы полагаете, они спаслись? — спросил географ. — Ах, как жаль, что я не попал к ним на шлюпку! Я ведь просился даже. Не судьба…

— Никакой судьбы. Просто закон всемирного озорства, — с заметной неприязнью пробасил Борилка. — Не об этом надо сейчас думать.

За разговором и греблей не заметили, как стало совсем светло, настудило утро.

Словно для того, чтобы хоть немного обнадежить и обласкать людей, переживших столько ужасов за одну ночь, океан в это утро был тихим, спокойным, воздух — теплым, а молочно-белый туман надежно скрыл их от глаз врага.

Трагедия гибели парохода и людей наложила на каждого свой отпечаток. Лица у всех почернели, глаза стали красными, воспаленными. Все трое гребцов были с обнаженными головами и почти босые: фуражки уплыли, когда эти люди ныряли, а одежду они сбросили, чтобы легче было держаться на воде. Круглая, бритая голова Борилки, посаженная на короткую сильную шею, вся была темно-красной, с каким-то сизо-синим отливом, и напоминала собой сплошной багряный синяк. Широкие лохматые брови топорщились щетками, сумрачно нависая над маленькими колючими глазами-угольками.

Острое лицо капитана Воронкова, и без того смуглое, а теперь и вовсе почерневшее, еще больше заострилось, а глаза впали, и выражение их стало горьким и гневным Черные, прямые и длинные волосы гривой спадали ему на глаза, и он то и дело откидывал их назад взмахом головы, так как руки были заняты веслом. Человек по натуре горячий, быстрый в делах и мыслях, он греб с каким-то ожесточением и самозабвением.

Жалкий вид был у географа Стульбицкого. Скорчившись и натянув измятую шляпу на уши и на лоб, он лежал на брезенте скрюченный, с поджатыми ногами. Его светлого габардинового реглана с крупным разводами крови торчал лишь изящный четырехугольник красновато-бурой, жесткой, словно проволока, бороды и острый кончик посиневшего носа. Тонкие жилистые пальчики вцепились в лацканы пальто ниже подбородка и так замерли. Полы пальто тоже перепачканы кровью; кровь, слегка сочилась внизу, на брезент. Он, по-видимому спал. Рядом с ним, поджав ноги, лежала укрытая собственной шинелью врач Андронникова. Свежее и лучше всех выглядел майор Грибанов. Правда, лобастое лицо его и кожа на голове под мягкими пшеничными волосами тоже посинели, китель был измят, но серо-перламутровые глаза смотрели весело, и держался он бодро.

С самого утра, как только туман затянул поверхность океана, на шлюпке перестали грести. Борилка, Грибанов и Воронков принялись за ремонт кормы. Там оказался сломанным килевой брус; боковые продольные доски отстали от ребер остова — шпангоутов. При большом шторме корму могло бы совсем разломать, если ее не отремонтировать. По предложению Борилки ее стянули веревками, взятыми из парусной оснастки, прибили гвоздями доски к шпангоутам, килевой брус скрепили тремя железными скобами, случайно оказавшимися в шлюпке. Кусками парусины зашпаклевали все щели, отлили воду. Наконец. Борилка прибил поперек кормы весло к бортам, и шлюпка обрела устойчивое положение и могла почти нормально идти.

Потом приступили к подсчету запасов продовольствия и пресной воды. При скромном рационе их могло хватить, по меньшей мере, на тридцать-сорок дней.