Падение Софии - [18]

С этими словами Потифаров выбежал в соседнюю комнату и скоро вернулся с большим, помещенным в рамку снимком. Там действительно имелось изображение египетского саркофага, честь по чести, с подрисованными глазами и выпуклыми губами, а рядом, вытаращившись, находился Потифаров.

— Сходство неоспоримое, поражающее! — говорил Потифаров, заглядывая мне через плечо и пытаясь понять выражение моего лица. — После этого я окончательно убедился, в чем мое предназначение, и начал изготавливать гробы по египетскому образцу. Резные, с росписями. По бокам — эдак лилии и утки в заводях, либо что-то иное, что было любо покойнику при жизни и составляло, так сказать, его духовное окружение. А на крышке гроба — портрет. Собственно, начал-то я с гроба для Тамары Игоревны, поскольку всегда чрезвычайно уважал ее. А она прогневалась и ушла из дома. Покинула меня, так сказать.

— Ясно, — вставил я.

— Расстались мы по принципиальному поводу, без всякого блуда и иной извинительной причины, — вздохнул Потифаров. — Поэтому брак наш не может быть расторгнут. Впрочем, я этого и не желаю. Тамара Игоревна, очевидно, тоже. Намерений жениться вторично у меня нет… Гроб для Тамары Игоревны, кстати, закончен. Ну так желаете ли посмотреть?

Тут в комнату вбежала рыжая охотничья собака и замахала хвостом. Она приветливо ткнулась мордой мне в ладонь, а затем уселась рядом с Потифаровым, имея чрезвычайно довольный вид.

— Знакомьтесь, это — Буранка, — представил ее Потифаров. — Она тоже запечатлена в вечность, так сказать. С одним зайцем в зубах. Зайца, положим, давно уже съели, но он не имеет самостоятельного значения.

— В каком смысле — «запечатлена в вечность»? — не понял я.

— Я вырезал ее на моем гробе, — ответил Потифаров, лаская собаку. — Это наименьшее, что я мог для нее сделать, потому что собаки ведь лишены бессмертной души, в отличие от людей. Лично я не верю в перевоплощение душ. Абсолютная глупость! Собака — она собака и есть, верный друг человека, а не перевоплощение какого-нибудь волостного, положим, писаря. Да и с учением церкви не согласуется… А что вы думаете о монастырях?

* * *

День получился у меня насыщенным, так что, вернувшись домой, я изъявил желание принять ванну, а одежду, в которой наносил визиты супругам Потифаровым, оставил для стирки. Витольд посетил меня поздно вечером, когда я в халате допивал какао с печеньем и просматривал дядину переписку с неким Захарией Беляковым, путешествующим по пустынным областям какой-то отдаленной планеты, которую он называл то по-русски запросто «Дыра», то на ученый латинский манер «Ультима Тула».

— Распоряжений нет, Трофим Васильевич?

— Нет.

Витольд помедлил, прежде чем удалиться.

— Что? — отрывисто бросил я. — Говорите, что хотите, только побыстрей. У меня тут книжка интересная.

— Кто вам больше понравился, Вязигина или Потифаров? — прямо спросил он.

— Ну ничего себе! А вам-то что за дело?

— Любопытно.

Но по его равнодушному лицу я понимал, что вовсе ему не любопытно и что спрашивает он с каким-то глубинным умыслом. Я уже научился улавливать в мутных, скрытых за стеклами очков глазах Витольда беспокойство и разные другие чувства.

— Потифаров ведь сумасшедший? — полувопросительно произнес я.

— Отчасти, — подтвердил Витольд. — Род безобидного провинциального помешательства, если угодно. От малого количества внешних впечатлений люди с бедным внутренним миром начинают искать себе занятия… и если не увлекаются пьянством и бильярдом, то пускаются в научные изыскания. Когда у них хватает здравого смысла, они обращают свой интерес на предметы реальные, существующие, а когда здравого смысла недостает, то все это обретает вид подчас совершенно фантастический.

Он помолчал и прибавил:

— Или нарождаются такие, как Серега Мурин.

— Он ведь умственно отсталый, этот ваш Мурин?

— Просто заика, — повторил Витольд свой первоначальный ответ на тот же вопрос.

— Вам его жаль, Витольд?

— Жаль? — Витольд пожал плечами. — У Мурина есть крыша над головой, тарелка горячих щей на обед и работа, дающая ему самоуважение. По-вашему, все это должно вызывать у меня жалость?

— Ваша логика просто железная, Безценный, — сказал я.

— Разумеется, — заявил Витольд. — Если уж на то пошло, Потифаров достоин нашей жалости куда больше.

— Потифарова жалеть не хочется, — заметил я.

— Это потому, что он со своим Древним Египтом — полный болван, — сказал Витольд. — Он показывал вам гробы?

— Да.

— Ну и как?

— Довольно искусная работа.

— Я у него заказал, — сообщил внезапно Витольд.

Я удивился:

— Вы?

— А что такого? — в свою очередь пожал плечами Витольд. — По-вашему, я бессмертен? Рано или поздно гроб мне понадобится.

— По-моему, вы непоследовательны, — сказал я.

— Почему? — Витольд блеснул очками.

— Да потому, что сами только что аттестовали Потифарова как полного болвана с его Древним Египтом…

— Каким образом глупость Потифарова отменяет факт моей смертности? Гробы у него красивые, добротные… В таком и полежать не срамно.

Я молча смотрел на Витольда. Теперь я окончательно был сбит с толку.

— И вам, кстати, советую, — прибавил Витольд. — Изъявите желание. Сообщите ему свои размеры и «духовное окружение», чтобы мог начать работу над проектом. Это привлечет его на вашу сторону.