Падение Софии - [17]

Он вытащил ногой из-под порога сморщенную тряпку и подтолкнул ее ко мне. Я кое-как вытер ноги и проследовал за ним в маленькую гостиную.

Привычным жестом Потифаров снял с книжной полки квадратную бутыль, наполовину наполненную желтоватой жидкостью.

— Бренди?

— Нет, благодарю.

— Напрасно. В нашем климате это чрезвычайно рекомендовано.

Он налил себе стопочку и с удовольствием выпил. Я даже пожалел о том, что отказался.

— Ну, и что еще говорила вам Тамара Игоревна? — спросил Потифаров. — Учтите, я не испытываю страха перед правдой. Лишь клевета и ложь способны как-то испугать меня. Как-то! Подчеркиваю. Потому что на самом деле я бесстрашен и всегда готов к смерти.

— К смерти? — удивился я. — Кто же угрожает вам?

— Никто… и все. Вся наша жизнь. — Потифаров нахмурился. — Разве вы еще не размышляли об этом?

— Ну… случалось.

Действительно, как-то давно, лет четырех, я проснулся среди ночи и подумал о том, что когда-нибудь меня не станет. Попытался представить себе то огромное небытие, в котором навсегда исчезнет мой маленький разум, и заплакал. Как ни странно, кончина матери избавила меня от всякого страха смерти. Слишком явственно ощущал я постоянную близость доброй родительницы, чтобы увериться в окончательности нашей разлуки.

Потифаров внимательно следил за моим лицом, пытаясь угадать, о чем я думаю. Потом сказал:

— А она уже объясняла вам, почему ушла от меня?

— Нет.

— Видите ли… Если бы, положим, один из нас был повинен в блуде, то вопрос не стоял бы так остро, и здесь на первый план выступил бы монастырь. Однако ни Тамара Игоревна, ни ваш покорный слуга, — он бережно положил раскрытую ладонь себе на грудь, — ничем предосудительным себя не запятнали. Напротив, оба мы вели существование вполне целомудренное, всецело посвятив себя чтению, прогулкам и разговорам за чашкой чаю. Но затем Тамаре Игоревне не понравилось, что я начал изготавливать гробы.

— Гробы? — изумился я.

— Что тут такого? — надулся Потифаров. — Неужто вы усматриваете нечто безнравственное в подобном занятии?

— Нет, но оно… немного странное. Разве вы гробовщик?

— Гробовщик? Это смешно! — Потифаров засмеялся. — Нет, друг мой, гробовщик — это, так сказать, ремесленник, наемник, человек вполне бездушный по отношению к тем, кого он предполагает хоронить. Да он, собственно, и ничего не предполагает, а просто делает гроб по указанной мерке: столько-то в ширину, столько-то в длину, и все тут. Я же изготавливаю гробы со смыслом, согласно древнеегипетскому обыкновению. Вы ведь знали, конечно, что мы все происходим от древних египтян?

— Нет…

— А напрасно не знаете. Теперь будете знать. Вам же известно, что именно с Древнего Египта начинается курс истории во всех гимназических учебниках. Я спрошу вас — почему? Ответ: Древний Египет — абсолютная колыбель всякой цивилизации. Далее. О Египте много говорится в Библии. А это чего-нибудь да стоит!.. Не всякая цивилизация того удостоена. Например, о древних майя — ни полсловечка. Почему? Да потому, что это — фью!.. — Он свистнул. — Тьфу, а не цивилизация. Даже колеса толком изобрести не смогли…

Он налил себе еще стопочку бренди и выпил, пока я усваивал полученные сведения. Затем вернулся к прежней теме:

— Поверьте, дорогой Трофим Васильевич, древнего египтянина я узнаю за целую версту, потому что у них были особенные, вытянутые черепа, что достигалось бинтованием младенческих голов. Многие отдаленнейшие потомки унаследовали эту родовую черту, которую не сумел истребить даже Потоп.

— Какой потоп? — Я удивлялся все больше и больше.

Потифаров теперь глядел на меня с подозрительностью.

— Да вы Библию-то читали? — осведомился он.

— Ну… да, — промямлил я.

— Как вы уже поняли, — продолжал, успокоившись, Потифаров, — я ношу истинно-древнеегипетскую фамилию, которая в неприкосновенном виде передалась мне от моих предков, обитавших в городе Фивы. Посмотрите! — Он похлопал себя по голове, в которой я не углядел ровным счетом ничего древнеегипетского. — Видите? Вот так, в профиль?

Он повернулся в профиль. Я подтвердил, что вижу. К счастью, Потифаров не стал вдаваться в мои впечатления, а продолжил с жаром:

— Неоднократно я совершал экспедиции в Петербург и провел некоторое время в императорских музеях. Там есть один маленький саркофажек с разрисованным лицом. Ну так вот, лицо — совершенно мое. Я даже испугался, когда увидел! Всякий бы испугался, если бы ему воочию предстало столь наглядное доказательство теории, доселе чисто умозрительной. Ради эксперимента я даже лег на пол, строго параллельно саркофагу, и руки сложил, вот эдак. — Потифаров скрестил руки на груди. — Хотел проверить свои чувства. Тут уже бежит ко мне служитель: «Что это, — кричит, — любезный, вы разлеглись? Вам тут не спальня какая-нибудь, но императорский музей, древнеегипетский раздел, и гимназисты ходят для общего образования, а вы неприлично себя ведете». Я говорю: «Да ты приглядись, приглядись хорошенько, неразумный ты цербер: ничего разве не замечаешь?» А он гнет свое: «Прекратите чинить беспорядки и уходите!» Я не стал ему ничего больше объяснять. Просто вручил камеру и попросил сделать снимок. «И сразу же после этого я уйду», — обещал я. Он по моему виду, наверное, понял, что лучше мне уступить… Да погодите, я покажу вам карточку!