Падение Порт-Артура - [27]

После появления в 50–60-х гг. XIX в. нарезных ружей и пушек их баллистические качества улучшались буквально ежегодно, и наши генералы решили, что все огневые задачи на поле боя можно решить настильным артиллерийским и ружейным огнем. Кроме того, у наших генералов, как в XIX, так и в XX в., был патологический синдром «полигонного мышления». Поле боя они представляли исключительно большим полигоном, т.е. огромным, абсолютно ровным полем в средней полосе России. А то, что боевые действия могут идти на пересеченной местности, в заснеженных лесах Карелии, в горах, на улицах Берлина и Грозного, до наших генералов до сих пор, увы, не дошло, хотя страна и в XIX, и в XX в. оплачивала «полигонное мышление» большой кровью.

Русские в 1854–1855 гг. на укреплениях Севастополя имели значительно больше пушек среднего и крупного калибра, чем союзники, но существенно уступали им в количестве и мощности мортир, т.е. орудий навесного огня. А именно мортиры разрушали укрепления русских и выводили из строя личный состав. Можно без преувеличения сказать, что именно мортиры решили судьбу Севастополя. Позже читатель увидит, что аналогичная ситуация сложилась и в Порт-Артуре.

В 1877 г. пять месяцев почти вся артиллерия русской армии не могла разрушить земляные укрепления турок под Плевной, наспех возведенные уже в ходе боевых действий. Под Плевной русские потеряли 22,5 тыс. солдат убитыми и ранеными, а пятимесячная задержка фактически лишила Россию плодов победы в войне. Надо ли говорить, что трагедия под Плевной была вызвана отсутствием должного количества орудий навесного огня…

Замечу, что и в боях на Шипкинском перевале в 1877 г. русские и турецкие гладкоствольные мортиры действовали куда эффективнее, чем новейшие пушки Круппа, которыми были оснащены обе стороны.

В России со времен Ивана III мортиры не уступали своим западным аналогам. В первой половине XIX в. на вооружении русской армии было значительное число гладкоствольных мортир, от тяжелых 5-пудовых (калибра 334 мм) до легких, переносимых в руках, 1/2-пудовых (152-мм) и 8-фунтовых (106-мм) Кегорновых мортирок.

Дальность стрельбы таких гладкоствольных мортир составляла от 30 м до 2,5 км. Они могли стрелять по самым крутым траекториям бомбами, гранатами, картечными гранатами[15], осветительными и зажигательными снарядами.

Еще в 1882 г. капитан крепостной артиллерии Романов спроектировал мину, которой можно было стрелять из обычных двухпудовых гладкоствольных мортир. Мина представляла собой тонкостенный стальной цилиндрический снаряд калибром 243,8 мм, длиной 731 мм, весом около 82 кг (в том числе 24,5 кг пироксилина). В 1884–1888 гг. в Усть-Ижорском саперном лагере провели испытания мин Романова: точность при стрельбе по фортификационным сооружениям на дистанции 426 м оказалась вполне удовлетворительной. Но увы, Военное ведомство заказало лишь 400 мин капитана Романова для крепости Новогеоргиевск, которые отправили на крепостной склад, дальнейшая судьба их неизвестна.

С появлением нарезных орудий о мортирах ближнего боя в России напрочь забыли. Самой мощной мортирой стала 6-дюймовая медная мортира обр. 1867 г. Вес ее в боевом положении составлял 3260 кг. Стрелять она могла лишь с деревянной платформы весом 1228 кг (при угле горизонтального наведения 30°) или 2375 кг (при угле горизонтального наведения 90°). Максимальная дальность стрельбы составляла 4020 м.

После Плевны и Шипки усилиями немногочисленных передовых русских генералов и с помощью фирмы Круппа была создана 6-дюймовая полевая мортира обр. 1883 г. Всего до 1902 г. было изготовлено около 150 таких мортир, из которых порядка 70 попали в крепости. Дальность стрельбы мортиры составляла к 1904 г. 3700 м для пороховых и мелинитовых бомб весом 30 кг. Таким образом, она устарела в качестве полевого орудия, так как русские и японские полевые пушки к 1904 г. стреляли в полтора-два раза дальше. А использовать ее в качестве орудия ближнего боя было нельзя из-за большого веса (1300 кг в боевом положении), неразборности и больших габаритов. Но, повторяю, и таких-то мортир было очень мало.

По настоянию ряда крепостных артиллеристов в декабре 1881 г. для крепостной и осадной артиллерии была спроектирована 34-линейная (87-мм) нарезная мортира ближнего боя (максимальная дальность 2690 м). Однако руководство Военного ведомства всячески тормозило работы над орудием ближнего боя. Лишь в 1890 г. в Офицерской школе (под Петербургом) состоялись конкурсные испытания стальных нарезных 34-линейной и 42-линейной (107-мм) мортир. Обе мортиры стреляли с бесколесных станков, близких по конструкции к станку Дорошенко для 1/2-пудовой мортиры. Стрельба велась пулевой шрапнелью на дистанции 320–1057 м. По результатам испытаний комиссия сделала следующие выводы:

«1. 34-линейная мортира производит двумя выстрелами то же действие, что и 42-линейная мортира одним, но 42-линейная мортира слишком тяжела, и предпочтение следует отдать 34-линейной.

На дистанции менее 640 м ударное действие пуль шрапнели, выстрелянной под углом свыше 20º, неэффективно, и даже для 1057 м (500 сажен) действие шрапнели нельзя признать удовлетворительным.