Падение небес - [17]

Жрец нахмурился.

Монах с тесаком подошел к своему «тевтонцу» и швырнул отрубленную голову на багажник. Повернулся к «Панчу» и дернул подбородком, вопросительно глядя на жреца, говорившего с Белорусом.

— Наемники! — крикнул тот. — Проверь остальных мертвяков, и едем.

— Ну и мы, пожалуй, отчалим, ага? — Белорус потянулся захлопнуть дверцу.

— В Храм не суйтесь, — кинул жрец, и Тим замер на полпути. — Коли жизнь не надоела.

— Это почему же?

Туран навалился грудью на руль, следя краем глаза за вторым «тевтонцем».

— Чужаков в обитель нынче не пускают.

— Понял. Ты доходчиво разъяснил. — Белорус захлопнул дверцу и повернулся к Турану: — Слышал?

Тот не ответил, подождал, пока монахи отъедут, и повел «Панч» к холму.

Когда «тевтонцы» скрылись за полосой пыли, Илай шумно перевел дух. До сих пор он сидел тихонько, забившись в тень, и будто даже не дышал.

— Папаша, ты уверен, что тебя Владыка Баграт в Храм послал? — обернулся к старику Белорус. — Ничего не попутал?

Илай промолчал.

* * *

Ближе к Киеву стало встречаться больше зелени — Днепр, хотя и обмелевший, и отравленный, давал достаточно воды, чтобы могла взойти растительность. В этих местах чаще попадались фермы, поселения. Древние руины были раскопаны, камень и кирпич местные забрали для строительных нужд — здесь города, построенные предками, не стояли в запустении, на их местах остались лишь груды щебня да ямы. Попадались не только фермы, но и заводики, и поселки старателей, ломщиков, старьевщиков — всех, кто кормится у руин. Пустыня осталась позади.

Вечером остановились на заправке, имевшей московскую лицензию, то есть ее владелец платил отступные топливным королям Южного братства. Отоспавшийся за день Белорус сел за руль, и поехали дальше. Утром, когда место водителя занял Туран, достигли Киева.

Город показался впереди нагромождением зеленых холмов среди бурой равнины. На густо поросших кустами и деревьями склонах тут и там торчали серые остовы древних высотных зданий. А над ними вознеслась железная женщина с расколотой головой. В трещине, проходящей сквозь череп великанши, поселились птицы. Руки, сжимающей меч, у статуи больше не было, она отвалилась и лежала где-то под холмом, у берега обмелевшего Днепра. Облака плыли и плыли над изуродованной головой женщины, ей нечем было их разогнать, только и оставалось, что, упрямо выставив подбородок, изо дня в день подставлять лицо ветру.

— Вот он, Киев! — объявил Белорус. — Давно хотел глянуть на Великаншу из железа и орденский Храм вблизи! В лабазах побывать и посетить торговые ряды Майдана. Ох, сколько слыхал я о Майдане…

— Да не в добрый час судьба сюда привела, — громыхнул сзади Илай.

— Говорят, прежде, до Погибели, купола обители впрямь золотом покрывали, — не обращая внимания на пассажира, продолжал Белорус. — А теперь монахи здешние какую-то красочку соорудили, чтобы блестело. То ли охру желтую с битым стеклом мешают, то ли еще какую дрянь, такое я слыхал.

— Не верю, — сказал Туран, — не могли предки золотом крышу выложить.

— Предки многое могли, мои предки да ваши, — наставительно произнес Илай, — нам их не понять.

Когда старик загудел, будто колокол, Туран оглянулся. Смерил Илая взглядом. Казалось, голос старика наполнил всю кабину «Панча» и заставил дрожать обшивку из доминантской брони, словно бубен.

— Вот я и говорю, — подхватил Белорус, — измельчал человек нынче. На кровлю золота точно не хватит, хорошо бы с нами без обмана расплатились. Ты, папаша, слышь, это… когда своему важному человеку будешь расписывать, как мы тебя охраняли, ты не жалей красивых подробностей. Можно и присочинить, будем говорить, немного. И тебе не накладно, и ему интересно послушать будет. Скучно, небось, в Киеве, в Лавре безвылазно торчать, а тут ты ему расскажешь, как мы тебя у опаснейшего злодея отбили, потом еще два раза с бандами сражались, нет, лучше три раза. Три — хорошее число! Да, и еще мутанты дикие на нас нападали, не забудь!

— Не забуду, — отозвался Илай таким сердитым тоном, что у Белоруса враз прошла охота болтать и он снова заткнулся, как в начале пути.

— Илай, ты уверен, что нам в Храм надо? — спокойно спросил Туран.

Старик кивнул. Тим покосился на Турана, приоткрыл рот, будто сказать что-то хотел, но промолчал.

Впереди показалась застава. Возле дороги, перегороженной шлагбаумом, стоял одноэтажный дом из красного кирпича. С трех сторон он был обложен мешками с песком, в которых чернели амбразуры.

Такие заставы были на всех въездах в Киев, монахи собирали плату с караванщиков и досматривали грузы.

Туран пристроился за фермерским самоходом, который полз к городу, доверху груженный корзинами с карликовой кукурузой — над бортами высилась гора бледно-желтых початков.

У шлагбаума фермер притормозил, к нему подошел монах со штуцером на плече, сказал что-то, потом поставил ногу на заднее колесо и заглянул в кузов. Поворошив стволом початки, спрыгнул, взял у фермера несколько медяков и махнул часовому у шлагбаума, чтобы пропустил самоход.

Туран проехал немного вперед, опустил стекло в дверце и высунул голову.

— Наемники мы, везем вести в Киев и работу заодно ищем, — сказал он.