Падение короля. Химмерландские истории - [57]

Аксель еще раз открыл глаза и увидел белую ночь.

Небо цвело, словно белая роза.

Далеко-далеко, в миле от того места, где сидел Аксель, горел на холме праздничный костер.

Рядом бесшумно вынырнула птица и исчезла в прохладных сумерках. Ива возле колодца тихо склонялась в белой ночи всеми своими нежными беленькими листочками. Невесомый, пепельно-белый ночной мотылек порхнул в ночном воздухе. Небо казалось туманным от звездного света. Аксель закрыл глаза.

* * *

И он полетел, стоя в воздухе, среди белой ночи и опустился на корабле счастья. Корабль плыл, озаренный луною и звездами. И после долгого легкого плавания они пристали к берегам счастливой страны; она простерлась на низкой равнине, где царит чудесное лето. Ты чувствуешь с закрытыми глазами запах зеленых лугов, земля там нежна и зелена, словно свежая морская постель — родильное ложе, смертное ложе. Небосвод влюблено ее обнимает, облака дремлют над нею, волны тянут свои зыбкие руки и плещутся об ее светлый берег. Два моря ластятся к ее берегам, там шелков песок, и среди тощей травы пестреют круглые камни. В стране этой есть фьорд, его никогда не забудешь, на нем стоят солнечные столпы. Побережье и острова этой страны в несказанной прелести красуются среди моря. Фьорды поют, а проливы — врата в царство сказочных изобильных земель. Все краски здесь сочны, трава — зеленым-зелена, и море сливается с небом в голубом согласии. Это страна великого лета, страна смерти.

Как пал король

Миккель Тёгерсен не успел получить отпуск и отправиться в Иерусалим — для короля настали тяжелые времена; и часть пути Миккель проделал с ним вместе, в ночь плавания через Малый Бельт Миккель был рядом с королем.

Наступил час, когда королю воздалось за все, что он совершил в пору зрелого мужества, — камни, которые он метал в небеса, начали падать над его головой. Король поплатился за свою силу.

История кратко сообщает о самой тяжелой ночи, которую пережил король^{48}. То было 10 февраля 1523 года. Эта ночь сомнений и отчаяния была продолжением того, что случилось 7 ноября 1520 года: в тот день сила короля стала клониться к упадку. Да, сила короля кончилась, когда он применил ее на деле.

Король Кристьерн знал уже об отказной грамоте^{49}, обстоятельства складывались крайне неблагоприятно для него, непоправимое положение, в котором он очутился, было вызвано тем, что рухнуло, погребая его под своими обломками, возводившееся его трудами огромное здание: Швецию он завоевал посредством злодеяния и закрепил за собой жестокостью, и ныне она мятежно сбросила его владычество; в Дании он показал себя толковым и немилосердным правителем, поэтому и здесь против него вспыхнул бунт. Словом, коли ты с кулаком, так и тебя тумаком.

Недавно еще король пытался достигнуть соглашения со своим дядей, который сам стремился^{50} сесть вместо него на трон; не жалея себя, Кристьерн вдоль и поперек изъездил всю Ютландию, писал письма и вел переговоры; все старания пропали втуне. Он выбился из последних сил, вся его политика, очевидно, зашла в тупик окончательно и бесповоротно. И тут он начал сомневаться.

10 февраля вечером он отказался от своих замыслов. Он сел на корабль, чтобы переправиться на Фюн. Острова по-прежнему были привержены королю, и вся Норвегия стояла за него; однако он сознавал, что при сложившихся обстоятельствах его отказ от переговоров и отъезд из Ютландии означает для него отказ от своих замыслов и от борьбы за дело Дании. Переправа через Малый Бельт означает для него поездку в хароновом челне.

Было холодно и сыро, наступил вечер без света и без тьмы, промозглый воздух без дождя был насквозь пропитан влагой. Близ замка Хёнеборг король сел на корабль, перевозивший через пролив, с ним вместе десятеро спутников; посадка совершилась в тишине — только когда стали заводить коней, произошла некоторая суматоха. Остальная свита осталась на берегу, она должна была переправиться следом за королем завтра; провожатые стояли у кромки воды с факелами в руках, корабль, отчалив, направился в темную даль пролива.

Король сидел на самой корме, всем было видно его лицо, освещенное горевшим на ахтерштевне^{51} факелом, все догадывались, что сейчас происходит, и никто не проронил ни слова. Сперва плыли в молчании; его прервал король самым будничным вопросом, он осведомился о течении и о дрейфе судна. Голос его прозвучал на открытой палубе так спокойно и так безжизненно, что спутникам сделалось жутко и они оробело молчали.

Король немного погодя пожелал знать, как чувствует себя лошадь, которая давеча захромала, и Миккель Тёгерсен постарался ответить как можно пространнее. И опять все замолкли. Волны вздымались вокруг корабля, на штевне стоял человек и держал факел, и казалось, что волны тянутся на его свет. По временам все взоры обращались к факелу, чтобы посмотреть, хорошо ли он горит, не погаснет ли скоро; свита короля сидела по обоим бортам спиною к воде. Молчание всех тяготило, все от него изнывали.

— Нам не угодно, чтобы все сидели молчком, — сказал вдруг негромко король, и в его голосе вновь послышались былые отзвуки крутого и грозного нрава. — Это бунт! — добавил он с обидой и злостью.