Падение Иерусалима - [42]

— Надеюсь, сейчас мы и получим ответ на свой вопрос, — сказал председатель. — Мы уже слышали об этом Бенони и о том, что он собирается попросить у нас внучку, но должны были подождать, пока он обратится к нам с этой просьбой.

Он предложил впустить Бенони. Члены совета изъявили согласие, и перед ними предстал торговец с длинной седой бородой, ниспадающей на богатое, шитое серебром и золотом платье. Войдя в полутёмную прохладную залу, он с изумлением оглядел ряды собравшихся там почтенных людей в белых одеждах. Его зоркий взгляд тотчас же выхватил прелестную девушку, которая сидела перед ними на почётном месте, рядом с меднолицей Нехуштой, и он догадался, что это и есть Мириам.

«Ничего удивительного, — подумал Бенони, — что все мужчины влюбляются в эту девушку: от одного взгляда на неё растаяло даже моё сердце».

Он поклонился председателю совета, и тот ответил ему поклоном. Но никто из остальных даже не повернул головы: они уже успели возненавидеть этого незнакомца, что приехал за их Царицей.

   — Почтенные старейшины, — нарушил Бенони общее молчание, — я хочу обратиться с просьбой, которая, вероятно, покажется вам странной, а именно: отдайте мне девушку, если не ошибаюсь, являющуюся моей внучкой. Вы взяли её на своё попечение почти с самого рождения, а я узнал о её существовании совсем недавно. Она здесь, среди вас? — И он поглядел на Мириам.

   — Да, госпожа Мириам здесь, — ответил председатель. — Ваше предположение совершенно правильно, она — ваша внучка, мы знали об этом с самого начала.

   — Тогда почему же, — спросил Бенони, — об этом ничего не знал я?

   — Вполне естественно, — ответил председатель. — Как мы могли передать доверенное нам дитя человеку, так жестоко погубившему её отца и едва не погубившему её мать, своё собственное семя?

Он и все другие члены общины с таким негодованием уставились на Бенони, что даже гордый еврей вынужден был смущённо понурить голову.

   — Я здесь не для того, чтобы оправдываться за что-либо, мною сделанное или не сделанное, — ответил он, овладев собой. — А для того, чтобы взять у вас внучку, которая, я вижу, стала совсем взрослой женщиной. Кто, как не я, её законный опекун?

   — Прежде чем рассмотреть вашу просьбу, — ответил председатель, — мы, её нынешние опекуны, хотим получить надёжные гарантии и поручительства.

   — Какие ещё гарантии и поручительства?

   — Сейчас скажу. Прежде всего вы должны отписать ей в своём завещании достаточную, чтобы она могла прожить, сумму. Вы должны взять на себя обязательство предоставлять ей разумную свободу в личной жизни и право самой выбрать себе мужа, если она пожелает вступить в брак. И последнее: мы в своё время обязались не принуждать её к перемене веры, подобное же обязательство должны принять на себя и вы.

   — А если я откажусь?

   — Тогда вы видите госпожу Мириам в первый и последний раз, — решительно заявил председатель, и все остальные закивали в знак согласия. — Мы люди миролюбивые, торговец, но это отнюдь не значит, что мы из тех, кто не может за себя постоять. Госпожа Мириам для нас всё равно что родная дочь, но мы должны с ней расстаться, так повелевает наш священный устав, запрещающий ей, теперь уже взрослой женщине, находиться среди нас. Но куда бы её ни забросила судьба, до последнего дня жизнь её будет охранять наша любовь; порукой в том — вся сила нашей общины. Если кто-нибудь попробует причинить ей зло, мы тут же об этом узнаем и отомстим. А если вы откажетесь принять наши условия, мы её спрячем, и тогда, торговец, обыщите хоть весь свет, побережье Сирии и Египта, города Италии, — вам ни за что её не найти. Вот и всё, что я хотел сказать.

Бенони задумчиво погладил седую бороду и ответил:

   — Вы говорите со мной свысока. Закрой я глаза, я мог бы вообразить, что слышу голос римского прокуратора, возглашающий указ цезаря. Но я не сомневаюсь, что вы можете выполнить свою угрозу, ибо я убеждён, что вы, ессеи, почитающие ангелов и демонов, провидящие и предрекающие будущее, поклоняющиеся солнцу в своих хижинах среди пустыни, — отнюдь не безобидные еретики.

Он замолчал, но председатель, пропустив мимо ушей его оскорбления и язвительные намёки, только повторил:

   — Это все.

И все сто собравшихся в один голос, словно эхо, подхватили:

   — Все.

Тишину нарушил голос Нехушты:

   — Ты слышал их, господин? Я хорошо их знаю. Они люди слова, и ты прав: они из тех, кто непременно осуществляет свои угрозы.

   — Я хотел бы послушать внучку, — сказал Бенони. — Доченька, — обратился он к Мириам, — и ты тоже требуешь, чтобы на меня наложили эти позорные обязательства?

   — Дедушка, — ответила Мириам внятным и звонким голосом, — могу ли я возражать против того, что делается ради моего же блага? Богатство меня не соблазняет, но я не хочу быть ничьей рабыней и не хочу разделить участь моих родителей. Всё, что говорят мои дяди, — она махнула рукой в сторону старейшин, — они говорят не только от своего имени, но и от имени тысяч других членов общины, любящих меня так же, как и я их; их мысли — мои мысли, их слова — мои слова.

   — Держит она себя гордо, в красноречии ей, как и её родителям, не откажешь, — тихо пробормотал Бенони. Он всё ещё не знал, что сказать, только поглаживал бороду.