Падение Гипериона - [7]

– Отлично. Пожалуйста, приходите завтра со своим блокнотом на совещание в Военный Комитет к 08:00.

Ожидавший в приемной сотрудник службы безопасности поманил меня за собой. Мы уже углубились в лабиринт коридоров, когда оставшийся позади Хент что-то крикнул и бросился за нами следом. Его шаги эхом разносились по огромному зданию. Подбежав к нам, он схватил меня за руку.

– Не делайте глупостей, – негромко произнес он. – Мы знаем… она знает, кто вы такой, и что вы такое, и кто вас сюда прислал.

Не опуская глаз, я спокойно высвободил руку.

– Очень хорошо, так как в настоящую минуту я совершенно уверен, что сам этого не знаю.

Глава третья

Шестеро взрослых и младенец во враждебном мире. В сгущающейся тьме их костер выглядит жалкой искоркой. Над ними и вокруг стеной вздымаются горы, окружающие долину, а рядом во мраке притаились громадины Гробниц. Они кажутся призраками каких-то допотопных монстров, подползающими все ближе и ближе.

Ламия Брон вконец вымоталась, и при каждом крике младенца на руках у Вайнтрауба стискивает зубы. За последние трое суток они спали не больше нескольких часов, а прошедший день добавил тревог и волнений. Ламия подбрасывает в костер полено.

– Последнее, – цедит сквозь зубы Мартин Силен. Костер подсвечивает его козлиную физиономию.

– Знаю, – бесцветным голосом отвечает Ламия, слишком усталая, чтобы огрызаться и вообще выражать свои чувства вслух. Дрова для костра взяты из тайника, устроенного здесь паломниками много лет назад. Три небольшие палатки стоят на площадке, используемой для традиционного последнего ночлега перед встречей со Шрайком. Это неподалеку от Гробницы, именуемой Сфинксом; черная громада – его крыло – заслоняет часть неба.

– Ну что ж, сгорит последнее – включим фонарь, – бросает Консул. Он выглядит более измученным, чем остальные. Пляшущее пламя бросает красные отблески на его лицо. Ради скорого свидания со Шрайком он обрядился в свою дипломатическую форму, но за день пелерина и треуголка испачкались и помялись – как, впрочем, и сам Консул.

К костру возвращается полковник Кассад. Он поднимает ночной визор, и на высоте двух метров от земли внезапно появляется его лицо. Одно только лицо – боевой скафандр из полимерной «хамелеоновой кожи» превратил Кассада в невидимку.

– Пусто, – говорит он. – Ничто не движется. Никаких тепловых следов. Ни звука – один ветер.

Кассад прислоняет универсальную десантную винтовку к скале и опускается на корточки рядом с остальными. Волокна его скафандра дезактивируются, становясь матово-черными, что, однако, не возвращает Кассада в разряд видимых существ.

– Вы полагаете, Шрайк явится сегодня ночью? – спрашивает отец Хойт срывающимся голосом. Священник, закутанный в черный плащ, сливается с тьмой, совсем как Кассад.

Наклонившись к костру, полковник ворошит угли:

– Трудно сказать. На всякий случай я покараулю.

Внезапно все шестеро задирают головы: в звездном небе, затмевая созвездия, начинают беззвучно расцветать чудовищные оранжевые и красные бутоны.

– Ну вот, опять начинается, – бормочет Сол Вайнтрауб, укачивая дочку. Рахиль успокоилась и теперь пытается ухватить отца за короткую бородку. Вайнтрауб целует крохотную ручонку.

– Снова прощупывают линию обороны Гегемонии, – замечает Кассад. От разворошенного костра летят искры; они уносятся в небо, будто хотят присоединиться к ослепительным огням там, наверху.

– Кто же победил? – спрашивает Ламия. Беззвучная космическая битва раздирала небеса всю прошлую ночь и добрую половину дня.

– А какая к черту разница? – Мартин Силен роется в карманах шубы, словно надеясь найти там непочатую бутылку. Но бутылки нет. – Какая к черту разница, – бормочет он снова.

– Большая, – устало роняет Консул. – Если Бродяги прорвутся, они могут уничтожить Гиперион прежде, чем мы отыщем Шрайка.

Силен разражается издевательским смехом:

– О, какой кошмар! Умереть, не повидавшись со смертью! Погибнуть без талончика на гибель! Уйти быстро и без боли, а не извиваться веки вечные на колючках Шрайка! О, об этом даже подумать страшно!

– Заткнись, – говорит Ламия Брон. В ее монотонном голосе никаких эмоций, разве что усталая угроза, а глаза устремлены на Консула. – Так где же Шрайк? Почему мы его не нашли?

Дипломат не отрывает глаз от огня.

– Не знаю. Да и откуда мне знать?

– Возможно, Шрайка больше нет, – вставляет отец Хойт. – Возможно, сняв антиэнтропийную защиту, вы освободили его навеки. И теперь он собирает кровавую жатву в других мирах.

Консул молча качает головой.

– Нет, – вмешивается в разговор Сол Вайнтрауб. Ребенок спит у него на груди. – Он будет здесь. Я чувствую.

Ламия кивает в знак согласия:

– Я тоже чувствую. Он выжидает.

Она достает из рюкзака несколько рационов и, включив нагрев, раздает паломникам ужин.

– Что и говорить: разочарование – основа и уток нашего мира, – замечает Силен. – Но вы-то, вы!.. Умора! Вырядились для похорон, а теперь ищете, где бы откинуть копыта.

Ламия морщится, но ничего не отвечает. Трапеза продолжается в молчании. Огненные гроздья гаснут, звезды вновь усеивают небо, а искры все летят и летят вверх, точно ища спасения.

Блуждая в сонной дымке мыслей Ламии Брон, я пытаюсь восстановить события, произошедшие со времени моего последнего сна о паломниках.