Падение Даира - [16]

О верности «Падения Даира» историческим фактам говорит многое: это и описание перекопских укреплений, «почти дословно совпадающее с описанием врангелевской обороны, сделанным М. В. Фрунзе в статье „Памяти Перекопа и Чонгара“, и тот факт, „что приказ командующего фронтом, приведенный в тексте „Падения Даира“, в значительной степени повторяет в сжатом, концентрированном виде исторические указания… М. В. Фрунзе, данные им перед штурмом Перекопа, и мн. др.“» (Вольпе Л. Примечания // Малышкин А. Соч. — М., 1965.— Т. 1.— С. 535–536).

Перекопско-Чонгарская операция, названная В. И. Лениным «одной из самых блестящих страниц Красной Армии» (ПСС. — Т. 42.— С. 130), длилась 10 дней (7—17 ноября 1920 г.). Писатель «втрое» уплотнил историческое время, представил события в сжатом виде. Так, центральный эпизод повести — смотр войск (гл. V), состоявшийся несколькими неделями раньше, на Каховском плацдарме, перенесен Малышкиным на 6 ноября, за день до трехлетней Октябрьской годовщины, за сутки до начала легендарного перехода Сиваша. Из десяти дней победоносных боевых действий Красной Армии против Врангеля Малышкин сосредоточивает пристальное внимание лишь на событиях трех дней — с 7 по 9 ноября, от сивашской эпопеи до взятия Турецкого вала 51-й дивизией под командованием В. К. Блюхера. Останавливаясь более подробно на штурме Юшуньских позиций, «очень бегло Малышкин говорит о штурме Чонгарского перешейка… (не называя его своим именем), а в последней главе повести, не соблюдая хронологических рамок… о преследовании белых войск, окончательном их разгроме, вступлении Красной Армии» в Севастополь (15 ноября) и города Крыма.

Особое место в повести отведено деятельности штабов, командования и стратегическим разработкам плана операции М. В. Фрунзе (в повести — «командарм N»). Практически вся экспозиция «Падения Даира» посвящена рождению «знаменитого удара командарма N», основанного на «молниеносном маневре», в «обход террасы» с востока, через Сиваш и Чонгар, в тыл врагу, к Юшуньским позициям, с одновременным прорывом глубокой обороны Турецкого вала силами 6-й и др. армий.

Образу Фрунзе, которого Малышкин хорошо знал, посвящена не включенная в основной текст одна из глав «Падения Даира» (глав было 9), где воссоздавался более детальный портрет командарма, подчеркивались его образованность и демократизм, анализировались военно-теоретические и исторические воззрения. Но эта подробная аналитическая и психологическая развертка образа вступила в известное противоречие с законами героического жанра, тяготеющими к обобщенности и идеализации характера. Поэтому Малышкин, следуя им, «монументализировал» образ героя, представил его как тип, концентрирующий в себе героическую волю масс

Исторически достоверны и картины, связанные с жизнью белого Даира. Это не только точное воспроизведение всей системы укреплений, но и скрытое от войск врангелевским командованием предложение Фрунзе о капитуляции с соответствующей гарантией амнистии всему личному составу белой армии; это и тайный план эвакуации, который был реализован лишь при помощи «отчаянной контратаки на наступавшие красные дивизии находившегося в резерве белых конного корпуса генерала Барбовича (в повести Оборовича)». Это позволило белогвардейцам в ночь на 12 ноября начать отступление к портам и оторваться на 1–2 перехода от преследовавших их красных дивизий.

Однако и здесь автор не только летописец событий, но и тонкий художник. С одной стороны, «писатель создает серию зарисовок бывших аристократов, спекулянтов, завсегдатаев кафе», передает «нервозность, тревогу, страх, чувства обреченности, злорадства, лютой ненависти к народу».

С другой стороны, «это мир, населенный людьми, и их чувства и настроения побуждали художника искать пути его непосредственного самовыражения в роковые минуты… Так возник образ Даира, отмеченный печатью красоты и обреченности, образ, в котором едва-едва уловимо присутствие и авторской эмоции… связанной, вероятно, с мыслями и тревогами о судьбе культуры в обстоятельствах революционных потрясений». Между тем нет оснований «серьезно говорить о том, что элегичностью и эстетизацией отмечена картина Даира, если вспомнить, что мотивы отчаяния и смятенности, любовного упоения и страха… свою художественную кульминацию получают в апоплексической смерти „тучного“, в пейзаже ночного города, волнующем и зловещем…» (Xватов А. И. Александр Малышкин. — Л., 1985.— С. 44).

Исполненный в тонах и мотивах декадентской и модернистской литературы начала XX века, образ белого Даира предвосхищает собой знаменитые строки поэмы В. Маяковского «Хорошо»:

Кругом

     тонула,

          Россия Блока…

Незнакомки,

     дымки севера,

Шли

     на дно,

          как идут

               обломки…

Появление в печати повести было горячо встречено демократическим читателем и критикой. «Падение Даира» стало «достоянием всех красноармейских клубов и библиотек, как книга, запечатлевшая славные традиции первого героического поколения Красной Армии» (Красная звезда. — 1926.— № 22(622). — 4 февраля).

В первых же откликах были даны высокие оценки художественности и исторической достоверности повести. «Повесть написана какой-то особой натянутостью нервов, а вместе с тем автор сумел придать ей характер эпоса, отчего памятные дни уже уходят в седую даль прошлого, героического, уже окутанного дымкой легенд, саг и сказаний» (Воронский А. Падение Даира А. Малышкина. — Цит. по кн.: Воронский А. Литературно-критические статьи. — М., 1963.—С. 180). Это «повесть реалистическая, порою почти протокольная», в ней «подслушан… ход истории, топот ее железных шагов — это дано немногим художникам… главное в повести — слияние реализма и героической романтики… Это какой-то особый род живописного изображения, здесь намечены пути к подлинно нужной сейчас поэзии масс» (Горбачев Г. Художественная проза революции // Звезда. — 1924.—№ 1).