Падение царей - [4]

Эти слова удивили Геликаона, потому что она никогда не произносила их раньше. Он стоял как дурак под рассветным сиянием, не зная, что ответить. Их брак был, как и все царские браки, союзом по необходимости.

Халисия рассмеялась, увидев его замешательство, и спросила:

— Золотой утратил дар речи?

— Верно, — признался он. Потом поцеловал ее руку. — Быть любимым тобой — это честь, Халисия. Я говорю это от всего сердца.

Она кивнула и ответила:

— Я знаю, мы не выбираем, кого любить. И я знаю, всегда знала, что ты мечтаешь о другой. Мне жаль, что это так. Мне жаль тебя. Но я пыталась и буду пытаться принести тебе счастье. Если я смогу дать тебе столько же счастья, сколько ты принес мне, ты будешь доволен. Я знаю.

— Я уже доволен. Ни у кого не может быть жены прекрасней.

С этими словами Геликаон поцеловал ее и поднялся на борт корабля.

«Такая… милая ложь».

Воспоминания врезались в него, как огненные когти.

Геликаон увидел чернобородого Гершома, идущего по центральной палубе. Потом могучий египтянин поднялся по ступенькам на корму.

— Она была замечательной женщиной. Прекрасной и храброй. Такой отчаянный прыжок через расщелину… Она спасла своего сына.

Двое мужчин стояли в молчании, потерявшись каждый в собственных мыслях.

Геликаон смотрел вперед, на пламя в небе над крепостью. Многие деревянные строения за стенами дворца тоже пылали. Женщины и дети были убиты, погибло много защитников крепости, и лишенный укреплений город сегодня ночью и много грядущих ночей будет окутан саваном горя.

Время близилось к полуночи, когда «Ксантоса» наконец вытащили на каменистый берег ниже разрушенных Морских ворот.

Геликаон и Гершом медленно пошли вверх по крутой тропе. У ворот их встретили воины Троянской конницы и сказали, что Гектор взял в плен предводителя микенцев и нескольких его полководцев. Их держат за пределами города.

— Их смерть должна быть медленной, а вопли громкими, — ответил Гершом.

Меньше двадцати микенцев были взяты живьем, но среди них был адмирал Менадос. Он предстал перед Гектором на открытом месте у огромных Сухопутных ворот. Несколько пленных воинов со связанными руками сидели неподалеку, сбившись в кучу.

Гектор снял бронзовый шлем, пробежал пальцами по потным золотистым волосам. Он смертельно устал, у него чесались глаза и пересохло в горле. Протянув шлем своему щитоносцу Местарию, он расстегнул нагрудник, снял и бросил на траву.

Микенский адмирал шагнул вперед, прикоснувшись кулаком к своему нагруднику в знак приветствия.

— Ха! — с мрачной улыбкой проговорил он. — Сам Царевич Войны.

Он пожал плечами и почесал в черной, тронутой серебристой сединой бороде.

— Что ж, проиграть тебе — не позор, Гектор. Мы можем обсудить условия моего выкупа?

— Ты не мой пленник, Менадос, — устало ответил Гектор. — Ты напал на крепость Геликаона. Ты убил его жену. Когда он вернется, он решит твою судьбу. Сомневаюсь, что у него на уме будет выкуп.

Менадос тихо выругался, потом опустил руки и в упор уставился на Гектора.

— Говорят, ты не сторонник пыток. Это правда?

— Правда.

— Тогда тебе лучше удалиться, троянец, потому что когда Геликаон вернется, он захочет большего, нежели просто нашей смерти. Без сомнения, он сожжет нас всех.

— И вы этого заслуживаете, — ответил Гектор. Он шагнул ближе и произнес все так же негромко: — Я слышал о тебе и о многих твоих смелых деяниях. Скажи, Менадос, как такое случилось, что герой взялся убить женщину и ребенка?

Адмирал насмешливо посмотрел на Гектора и покачал головой.

— Сколько убитых женщин и детей ты видел за свою недолгую жизнь, Гектор? Десятки? Сотни? А я видел тысячи. Они лежали, скорчившись, в грязи на улицах каждого взятого города или селения. И — да, сначала у меня внутри все переворачивалось при виде их. Сначала я размышлял над напрасно загубленными жизнями, над дикостью и жестокостью.

Он пожал плечами.

— Но спустя некоторое время, после еще нескольких гор трупов, я больше уже не думал об этом. Как такое случилось, что герой взялся выполнить подобное поручение? Теперь ты знаешь ответ. Первый долг воина — быть верным. Когда царь приказывает, мы повинуемся.

— Ты дорого заплатишь за свою верность, — сказал Гектор.

— Большинство воинов в конце концов платят высокую цену, — ответил Менадос. — Почему бы просто не убить нас прямо сейчас и быстро? Я спрашиваю, как один воин другого. Я не хочу, чтобы злой ублюдок радовался, слушая мои вопли.

Гектор не успел ответить: он увидел, что Геликаон и великан-египтянин Гершом шагают мимо пленников к ним. За Геликаоном шли два десятка сердитых дарданцев, с ножами и дубинами в руках.

Менадос выпрямился во весь рост и заложил руки за спину; лицо его было непроницаемым, поза — суровой.

Геликаон остановился перед ним.

— Ты пришел на мои земли с огнем и ужасом, — сказал он. Голос его был холодным, как зима. — Ты убил мою жену, убил жен и детей многих моих людей. Убийство — это единственное искусство, которым ты когда-либо хотел овладеть, микенец?

— А, — ответил Менадос, — мы должны толковать об убийстве? Победи я здесь — и меня объявили бы героем Микен, победившим царя зла. Но я проиграл. Не пытайся читать мне наставления, Геликаон Сжигатель. Сколько беспомощных людей ты убил? Сколько женщин и детей погибли в микенских деревнях во время твоих нападений?